Николай Шпанов - Заговорщики (Книга 1, Преступление)

- Вы предоставили бы ему бродить по Европе?

- Нет, мы заставили бы его там исчезнуть!

- Так зачем откладывать это на сто лет? - При этих словах, сказанных как бы в шутку, Гопкинс настороженно покосился на Рузвельта, углубленного в рассматривание какой-то безделушки. - Разве нельзя помочь этому уже теперь? Если бы Англия и Франция во-время присоединили свои войска к финнам, то русские увязли бы в этом деле...

- У англичан и французов достаточно дела и без Финляндии. Со дня на день можно ждать, что Гитлер разделается с Францией.

- Этот вопрос можно было бы уладить.

- Не понимаю, Гарри.

- Гитлера можно было бы удержать от решительных действий, если бы союзники пошли на серьезный разговор о совместном походе против русских.

Рузвельт отложил безделушку и приподнялся на руках. Он пристально посмотрел на Гопкинса.

- Вы знаете что-нибудь конкретное?

- Верховный совет союзников принял бы такое решение, если бы Германия согласилась не препятствовать доставке англо-французских войск к советской границе через Швецию и Норвегию, - уверенно сказал Гопкинс, все более оживляясь.

- "Принял бы, если бы согласилась бы", - с некоторым раздражением проговорил Рузвельт. - Мне не нравятся эти "бы".

- Их чересчур много?

- Они просто не в моем характере. Я предпочитаю ясность.

- Я щадил вашу щепетильность, патрон.

- Лучше пощадите мое терпение.

- Хорошо... При таком варианте наши доллары и оружие, данные финнам, не пропадут впустую. У финнов будут новые шансы на выигрыш дела.

От возбуждения, овладевшего Гопкинсом, на его мертвенно-желтых щеках появилось подобие краски.

Откинувшись на подушку, Рузвельт некоторое время молча смотрел в лицо советнику, потом проговорил:

- А вы подумали о том, что такой "вариант" был бы шагом к примирению союзников с Гитлером?

- В этом я не уверен... Война на Западе - одно, а совместные действия против России - совсем другое.

- Отвратительный цинизм! Вы допускаете положение, когда, воюя друг против друга на линии Мажино, немцы и союзники могли бы сообща сражаться на линии Маннергейма?

- Совсем не так невероятно.

- И вы допускаете, что немецкие условия перемирия, врученные Тевистоку, не привели бы к тому, что мы окажемся вне игры?.. Лучше оставить этот вопрос, пока Уэллес не привезет нам точной картины того, что там творится.

- Вы решили послать именно его?

- Он достаточно непримирим в отношении англичан, если не считать его пристрастия к английским костюмам. А из всего, что может произойти в Европе, самым неприятным было бы, если бы англичане все-таки нашли лазейку к сговору с немцами помимо нас.

- Прежде чем восемь тысяч самолетов вашей большой программы будут стоять в строю?..

- Восемь тысяч! - насмешливо сказал Рузвельт. - На-днях я заставлю конгресс принять программу в пятьдесят тысяч самолетов! Ни одним меньше! Кстати о самолетах: что вы узнали об отношении к моей программе?

- Ни армия, ни флот не выражают восторга. Только Джордж, кажется, по достоинству оценивает это мероприятие.

- Маршалл, как начальник генерального штаба, не имеет права не понимать: нужно иметь достаточно длинные руки, чтобы дотянуться до куска, из-за которого идет драка. - Рузвельт заметно оживился, как только разговор перешел на тему создания "большой" военной авиации. - Если нам придется рано или поздно ввязаться в дело, самые закоснелые люди поймут, что бомбардировочная авиация дальнего действия - вот оружие того, кто хочет держать ключи от политики в любом конце света... Не слышали, что болтает по этому поводу Линдберг?

- Дурак!

- Не так глуп, как подл, - с необычайной для него резкостью проговорил Рузвельт. - Я не буду удивлен, если когда-нибудь мне представят его досье как шпиона Гитлера.

- До этого, может быть, и не дойдет, но работу Линдберг ведет безусловно отвратительную. Он, правда, перестал пока болтать об устрашающей мощи гитлеровской армии и воздушного флота Геринга, однако по поводу наших возможностей в области авиации отзывается далеко не лестно.

- Публично?

- В частном кругу.

- Это имеет свое действие?

- Чаще - да. Но нашелся человек, на которого болтовня Линдберга подействовала обратно его желанию: вместо того чтобы испугаться, этот человек решил, что можно найти надежное противоядие от устрашающих секретов, которыми Гитлер собирается шантажировать мир и нас в том числе... Этот человек говорит, что можно подумать над средством, которого испугается сам сатана, а не то что Гитлер... Мне понравился этот парень.

- Кто такой?

- Доктор Ванневар Буш из Массачузетского технологического института.

- Вечно вы откопаете какого-нибудь фантазера.

- Я осторожно расспросил кое-кого: идея Буша - далеко не фантазия.

- Что за идея?

- Использовать новейшие открытия атомной физики для военных надобностей.

- Атомная физика? - удивленно спросил Рузвельт. - Я в этом мало понимаю.

- Я еще меньше, но Буш говорит, что расщепление атомного ядра в военных целях, над чем уже работают ядерники в Германии, Англии и у нас в Штатах, сулит огромные возможности. Можно сделать бомбу, превосходящую по разрушительной силе все, что мы способны себе представить...

- Что-то вроде атомной бомбы?

- В этом духе... Буш объяснит вам лучше меня.

- Хорошо, приведите его ко мне... Не откладывайте этого в долгий ящик, - живо проговорил Рузвельт. - Но упаси вас бог консультироваться еще с кем бы то ни было, пока я не повидаюсь с вашим Бушем. Поняли?

- Вы, Буш и я?

- Да.

Гопкинс соединился с нью-йоркской конторой Ванденгейма, но Джона там не оказалось. Его не было и дома на Пятой авеню и вообще в Нью-Йорке. Наконец он отыскался в Брайт-Айленде.

- Послезавтра - мы в Белом доме, - сказал Гопкинс. - Тащите вашего Буша. Он будет первым, кого мы примем.

В трубке послышалось такое сопение, что можно было подумать, будто Джон задыхается, не в силах вымолвить ни слова. После нескольких междометий он, наконец, прокричал:

- Гарри... О Гарри!.. Я воздвигну вам золотой мавзолей!

- Эта мерзость понадобится вам раньше моего, - сердито ответил Гопкинс.

- Гарри, дружище, - орал Джон, - десять процентов от этого дела - и вы станете самым богатым президентом в истории Штатов!

- Вы осел, Джон! - выходя из себя, крикнул Гопкинс. - Вы совершенный осел!

И Гопкинс так повесил трубку, что металлическое кольцо вместе с куском эбонита осталось на крючке.

5

Если не считать провала военной диверсии против Ленинграда, порученной финнам, дальнейший ход событий после разгрома Польши удовлетворял Гаусса. Страх перед немедленным столкновением с Россией сковал Гитлера. Для Гаусса это было хорошим признаком. Но теперь на Гитлера напал зуд наступления на запад: покончить с Францией до весны 1940 года! К счастью, генеральный штаб все же проявлял осторожность. Заместитель начальника генерального штаба фон Штюльпнагель представил фюреру записку о невозможности немедленного наступления на Францию. Варлимонт тоже старательно собирал доказательства тому, что положение германской промышленности и экономики позволяет только думать об обороне западной границы и диктует необходимость повременить с решительным натиском. Даже Браухич, всегда бывший крайним оптимистом, и тот противился теперь крупным наступательным операциям.