Николай Шпанов - Заговорщики (Книга 1, Преступление)

- Выкинь это из головы. Слышишь: все! Ясно, что этот новый налог, как и всякий новый налог, не всем по душе.

- Но это же смерть для многих!

- Обычно я больше, чем кто-либо другой, забочусь о том, чтобы дать дышать и маленькой рыбе. Я всегда стремился дать мелкому предпринимателю шанс в борьбе с крупными компаниями...

- Будем откровенны, отец: только для того, чтобы дать допинга тем, кто покрупнее. А те, в свою очередь, должны были подталкивать еще более крупных. Так - до самой вершины.

- Друг мой, - уклончиво ответил Рузвельт. - я же не председатель филантропического общества содействия бакалейной торговле. Передо мной задача куда более серьезная. Хочешь, я тебе скажу?..

И вдруг умолк. Эллиот в нетерпении смотрел на него.

- Речь идет о споре за мир, понимаешь, за весь мир, мой мальчик, продолжал Рузвельт. - Не хочешь же ты, чтобы мы полезли в такую драку, поддерживаемые только мелкими лавочниками?

- Значит, мы должны убираться с дороги? - спросил Эллиот.

- В моей жизни были такие же минуты, малыш, - ласково проговорил Рузвельт. - Когда я начал свое омаровое дело, то искренно воображал, будто спасаю Штаты. И уж во всяком случае свое собственное состояние. А позже я понял: все это пустяки. Совсем не тем нам нужно заниматься, совсем не тем... Брось-ка ты свои радиостанции, сынок. Слава богу, в моих руках еще есть немного власти, чтобы открыть перед тобою более широкие ворота.

- Но мне нравится это дело, отец!

- Мало ли кому что нравится. Речь идет о том, чтобы положить на обе лопатки всех, кто против нас, а не о забаве. Понимаешь, нужно нокаутировать всех, кто противостоит мне, и тебе, и Франклину - всем!

- Кого ты имеешь в виду, отец?

- Попробуй разобраться сам... Если запутаешься, я помогу. Но помни: предстоит не развлечение, а чертовски серьезная драка. Драка за весь мир... Понял? - И вдруг, меняя тон: - Ты уже пил кофе?

Эллиот понял, что отец хочет остаться один.

- Хорошо, папа. Я вовсе не намерен донкихотствовать. Но боюсь, что без твоей помощи мне не удастся добиться того, что мне нужно в новой области.

- Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Только смотри, чтобы не стали болтать, будто тебе везет потому, что ты сын президента.

- Болтать не будут! - решительно заявил Эллиот. - Я не такой сосунок в делах. - И он поднялся с земли, намереваясь уйти.

- Погоди-ка, - остановил его Рузвельт. - Дай мне этот конверт и тот вон каталог.

Эллиот подал ему конверт и толстый каталог филателии.

Выключив вентилятор, Рузвельт с нескрываемым удовольствием вскрыл толстый конверт, из которого посыпались марки, и принялся исследовать их сквозь лупу.

Через час за этим занятием его застал Гопкинс.

Рузвельт неохотно отложил лупу и таким жестом, словно его лишали большого удовольствия, сдвинул разложенные по листу картона марки.

Гопкинс сказал без предисловий:

- Вы велели, патрон, не стесняться с опустошением арсеналов...

- Да, да, - поспешно подхватил Рузвельт, - Черчиллю нужно послать все, что у нас есть лишнего.

- Ну, - Гопкинс усмехнулся, - Джордж не очень-то уверен в том, что все это лишнее.

- А, Маршалл скопидом! Не обращайте внимания. Давайте англичанам все, что есть.

- Речь идет о полумиллионе винтовок, - продолжал Гопкинс, восьмидесяти тысячах пулеметов, ста тридцати миллионах патронов, тысяче полевых орудий и миллионе снарядов. Там есть авиабомбы, порох и другая мелочь...

- Мы должны поддержать боевой дух англичан, - весело проговорил Рузвельт. - Для этого можно было бы и оторвать кое-что от себя. Хотя я убежден, что Джордж преувеличивает: на нашу долю кое-что останется.

- Мне тоже так кажется, - кивнул головой Гопкинс. - Все, что мы даем, отчаянное старье. Главным образом из запасов прошлой войны.

- Тем более, тем более, Гарри! Отдайте все это англичанам. Они должны видеть, что мы о них заботимся, должны чувствовать нашу дружескую руку.

- Есть одно затруднение, патрон, - в сомнении проговорил Гопкинс: правительство Штатов не имеет права продать все это иностранцам.

- Так подарим!

- Подарить мы тоже не можем... Конгресс растерзал бы нас, а республиканцы въехали бы на таком предвыборном коне в Белый дом, как к себе домой.

- Неважный каламбур, Гарри, хотя и правильный, - с видимым огорчением произнес президент. - Так что же делать? Мы же не можем подставить англичан голыми под удар Гитлера. Это имело бы трагические последствия.

- И для нас самих в первую очередь.

- Ну, о себе то я не думаю! - искренно воскликнул Рузвельт. - Нужно спасать англичан.

- Есть выход, - помедлив, как будто это только что пришло ему в голову, сказал Гопкинс.

- Ну, ну, скорее же, Гарри!

- Мы можем продать весь этот хлам любому американцу...

Рузвельт в возбуждении ударил Гопкинса по руке:

- Молодец, Гарри! Я уже понял: мы продаем американцу, 9 американец, как частное лицо, может продать кому угодно.

- Даже англичанам, - улыбнулся Гопкинс.

- Молодчина, Гарри! Давайте такого американца.

Тут Гопкинс снова сделал такой вид, будто задумался, хотя все было у него заранее продумано и решено. Имя Джона Ванденгейма вовсе не неожиданно сорвалось у него с языка.

Рузвельт не возражал. Ему было все равно. В этот момент ему и в голову не пришло, что купленное у правительства за гроши вооружение будет в тот же день по десятикратной цене продано Англии.

- Уломайте Маршалла и его чиновников не тянуть дело, - возбужденно торопил он Гопкинса. - Цена не имеет для нас значения. Пусть это будет что-нибудь чисто символическое, скажем - миллион долларов.

- Хорошо, патрон, - безразлично ответил Гопкинс.

- Этим мы убьем сразу двух зайцев...

Рузвельт не досказал своей мысли, но Гопкинс понял и так: выборы на носу. А Ванденгейм был не последней пешкой в предвыборной игре.

В тот же день потные пальцы Долласа зафиксировали для патрона сделку на приобретенное у военного министерства США за один миллион долларов вооружение, по подсчету Долласа стоившее 37 миллионов 561 тысячу 418 долларов и 40 центов.

Вечером, в кругу семьи, собственноручно смешивая для сыновей традиционный стаканчик "Мартини", Рузвельт с воодушевлением рассказал о придуманном Гопкинсом замечательном ходе с продажей вооружения, так необходимого Англии. Увлеченный своим рассказом и взбалтыванием коктейля, Рузвельт и не заметил, как при словах о "символической" сделке с Ванденгеймом побледнел его сын Франклин.

Франклин с трудом допил "Мартини" и, сославшись на головную боль, ушел. Его распирало бессильное бешенство: как глупо было утром завести эту болтовню о налогах, вместо того чтобы прямо переговорить с отцом о деле, ради которого он сюда и приехал, - об этом самом вооружении. Напрасным оказался сигнал, полученный Дюпоном от Джорджа Маршалла, о намеченной продаже! Он, Франклин, как мальчишка, провалил первое серьезное дело, порученное ему новыми родственниками. Как мальчишка!..