Николай Шпанов - Заговорщики (Книга 1, Преступление)

Черчилль насторожился:

- Вот уж не предполагал, что в положении отставного боцмана я могу служить предметом зависти.

- Для меня и даже для леди Крейфильд!

- Зависть вице-премьера!

- Перестаньте шутить, Уинстон. Вы навсегда избавлены от хлопот, причиняемых рабочими, вы живете в уверенности, что никакие забастовки не могут превратить ваши золотые бумаги в мусор.

- Откуда такая уверенность, Бен?

- Забастовки кафров?.. Рабочий вопрос в Африке?

- Вы сильно отстаете от жизни, Бен. - Черчилль сердито толкнул ногою дверь. - Кажется, даже каннибалы знают уже, что такое тред-юнионы.

- В колониях можно применять совсем другие способы ликвидации конфликтов с рабочими, чем здесь у нас, - плаксиво проговорил Бен. Нефтяные дела куда спокойнее угольных. Вся нефть - за пределами Англии.

- Все имеет свои теневые стороны, - неопределенно ответил Черчилль, отряхивая дождевую воду со шляпы. - Раздевайтесь, Бен, вероятно, нам дадут чаю... Вот тоже "дела вне Англии" - чай.

- Нет, китайцы - это уже не африканские дикари. Они хотят, чтобы их интересы принимались в расчет...

- Безумные времена, Бенджамен, совершенно безумные! - иронически заметил Черчилль.

- Говоря откровенно, я возлагаю большие надежды на Гитлера, - понижая голос, сказал Бен. - Этот сумеет навести порядок и в Европе и в колониях, которые придется ему дать.

Черчилль нервно откусил конец сигары и исподлобья, как готовящийся к удару бык, уставился на Бена:

- Придется дать?

Бен на минуту смешался: уж не проговорился ли он?.. А впрочем, если он хочет обеспечить себе место в кабинете Черчилля, когда тот придет к власти (Бен был уверен, что рано или поздно это случится), то можно и выдать ему один-другой секрет Чемберлена. Поэтому он спокойно договорил:

- Помните разговоры о встрече Галифакса с Гитлером? Это не сплетни: встреча была. Многозначительная встреча! В ответ на жалобы фюрера, будто консерваторы занимают абсолютно отрицательную позицию в вопросе о возвращении немцам колоний, Галифакс сказал, что правительство его величества вовсе не отказывается серьезно обсудить это дело с Германией. Позднее, через Гендерсона, он еще раз дал ясно понять Гитлеру, что глобус может быть поделен между двумя великими мировыми империями...

Хотя Черчиллю через собственные каналы было известно содержание двух бесед с Гитлером, о которых говорил Бен, он с напускным интересом спросил:

- Просто так: поделить и все? Без всяких искупительных услуг со стороны фюрера?

Бен приблизил губы к мясистому красному уху Черчилля:

- Германия должна раз и навсегда покончить с коммунизмом... Разумеется, не только внутри Германии, а и там, в России.

- Уничтожить красную Россию?

- Никто не стал бы этому мешать, но на этом пути мы встретим одну почти непреодолимую трудность.

- Большевики говорят, что непреодолимых трудностей не бывает.

- Дело в том, - понижая голос, сказал Бен, - что Гитлер не желает бросаться на Советский Союз, не имея за плечами формального союза с нами и с Францией или хотя бы только с нами.

Черчилль недовольно выпятил нижнюю губу:

- Подумаешь, препятствие!.. Правительство его величества имеет достаточный опыт, чтобы найти выход из такого положения: не всякий союз заключается для того, чтобы выполняться.

- Но скандал в случае огласки, Уинстон?! В свете наших нынешних переговоров с Москвой даже моя сегодняшняя нескромность могла бы стоить мне очень дорого.

- Поста вице-премьера? - со смехом спросил Черчилль. - Не очень большая беда, Бен. Зато вы обеспечили бы себе такой же пост в значительно более почетном кабинете...

Он замолк, взвешивая мелькнувшую мысль: не попытаться ли получить через этого олуха подлинники секретных записей? Тогда он имел бы в руках оружие, которым можно припереть к стене и Галифакса и самого Чемберлена. Да что там "припереть к стене"! Он мог бы свалить их замертво! А как важно было бы знать в точности слова Гитлера для дальнейших сношений с ним, когда он, Черчилль, возьмет дело в свои руки. Весьма возможно, что эти переговоры придется закончить за спиною русских, если московский пакт почему-либо будет все же заключен.

- Послушайте, Бен... - вкрадчиво проговорил Черчилль. - Вы верите в мою дружбу?

После некоторого колебания Бен не очень твердо сказал:

- Я уже не раз доказал...

Испугавшись очередной тирады, Черчилль нетерпеливо перебил:

- К делу, Бен: мне нужны эти записи!

Бен испуганно откинулся к спинке кресла.

- Прочесть? - заикаясь, пробормотал он.

- Разумеется! - воскликнул Черчилль, прикидывая в уме, сколько времени понадобилось бы на то, чтобы сфотографировать документы. - На каких-нибудь два часа, Бен... Всего на два часа!

Бен тоже рассчитывал: что может ему дать такая услуга в будущем и чем она грозит в настоящем?..

- Два... часа?.. - в сомнении проговорил он. И тут же вспомнил, что должен в обмен на это обещание привезти хотя бы ответ для Маргрет. - А как насчет польского вопроса?

Отдавшись своим мыслям, Черчилль не сразу вспомнил, при чем тут Польша.

- Ах да, Польша!.. Гитлер доведет дело до конца. Так же, как довел его до конца с Австрией, с Чехословакией, как доведет с Данцигом.

- Значит... война? - в испуге спросил Бен.

- Не знаю... Но даже если война?

- А наши гарантии Польше?

- Ах, милый Бен... - Черчилль сделал нетерпеливое движение. - Англичане всегда были хозяевами своего слова: тот, кто его дал, вправе взять его обратно...

- Вы хотите сказать, что... Германия в три дня покончила бы и с Польшей?

- Если мы ничего не будем иметь против.

- Я вас понял, Уинстон.

- Вы еще в колледже отличались понятливостью, милый старый дружище Бенджамен. Если господь-бог судил мне стать когда-нибудь премьером этой страны, чтобы спасти ее от гибели, вы обещаете мне занять пост вице-премьера...

Конец фразы он досказал мысленно: "В каждом кабинете должен быть свой дурак". Но лорд Крейфильд важно ответил:

- Подумаю о вашем предложении, милый Уинстон... - И мечтательно добавил: - Ах, колледж, колледж! Какие были времена!

Бен еще несколько раз пытался вернуть разговор к интересовавшему его вопросу о Польше, о возможных размерах конфликта и об угрозе нефтяным источникам, интересовавшим Маргрет. Но Черчилль ловко избегал ответа. Бен понял, что получит ответ лишь в обмен на записи разговоров Галифакса и Гендерсона с Гитлером. Он решил, что в конце концов Уинстон не чужой человек - можно показать ему записи.

С этим Бен и уехал.

Однако, несмотря на все старания, ему так и не удалось вынести документ из канцелярии премьера. Еще раз внимательно прочесть запись - вот все, что он смог сделать.

Как многие недалекие люди, Бен обладал отличной механической памятью. Неспособный самостоятельно проанализировать многозначительный разговор министра иностранных дел с Гитлером, Бен мог с фотографической точностью запомнить диалог. Явившись на лондонскую квартиру Черчилля, он предложил пересказать ему содержание берлинских бесед в обмен на точный и ясный ответ: что делать с американо-польскими бумагами.