Николай Шпанов - Заговорщики (Книга 2, Перед расплатой)

Лагерь полка казался вымершим. Даже комары приуныли, и только те, которым удалось пробиться за цыновки, прикрывавшие вход в пещеры, с обычным рвением досаждали летчикам.

В командирской пещере, опустив ноги с кана, сидел Фу. Напротив, за маленьким столом, сидел Лао Кэ. Одною рукой он подпирал щеку, другою, вооружившись спичкой, ворошил окурки в старой жестянке.

- Вам бы, извините за мнение, учителем быть, а не истребителями командовать, - сказал Фу, продолжая разговор.

- Для меня это одно и то же... Я думал, мы с вами сходимся в мысли, что бой - школа. К тому же самая строгая школа!

- Вы чрезвычайно правы: строгости много, - усмехнулся Фу.

- И ученики в ней разные бывают - плохие и хорошие... Вам опять повезло на "трудного"... Я говорю о Чэне.

Фу сжал сигарету так, что табак рассыпался.

- Такие "индивидуалисты" высокого полета здесь только помеха. Нам доверили это небо, и мы никому не можем позволить гоняться за личными трофеями ценою общей победы. Я настаиваю на том, что Чэн нам не подходит.

- Вы меня радуете: на этот счет у нас с вами одно мнение.

Фу рассмеялся:

- Вас невозможно вызвать на спор!

- А я и в самом деле с вами совершенно согласен, - с полной серьезностью сказал Лао Кэ. - Чэн в слетанной части действительно негоден.

- Правильно.

- И наша обязанность... - Лао Кэ умолк, старательно раскуривая трубку. Когда от нее поднялась голубая струйка, он не спеша отогнал дым движением руки и договорил: - вот я и говорю: наша обязанность сделать так, чтобы он был годен.

Фу в сомнении покачал головой.

- Он не из тех, кого переломишь: упрям и... староват.

- И мне так кажется: упрям и недостаточно молод, чтобы его ломать. Если переломится, никуда не будет годен. - Лао Кэ сделал глубокую затяжку и, прищурившись, поглядел в глаза заместителю. - Не ломать его, а гнуть будем.

Фу рассмеялся и проговорил:

- Рассердиться бы на вас, обидеться за то, что вы меня учите! А мне, как всегда после разговора с вами, легче: словно понял что-то новое, хотя знаю все не хуже вас...

- А вот поначалу, когда вас к нам только что назначили, вы мне показались... не смею сказать...

- Ну, ну?.. - с усмешкой спросил Фу.

- Ходит человек, молчит. Словно в себя все время смотрит. Даже после боя, когда у всего народа языки ходят.

- Языки - это от возбуждения, - сказал Фу. - Но вы не правы. Я тогда не в себя смотрел, а в людей вглядывался. Понять их нужно было.

- Это вы же меня научили людей распознавать! - одобрительно сказал Лао Кэ. - Но больше всего мне сначала не нравилось, что вас ничем нельзя было из себя вывеет". Даже показалось мне, что вам все на свете безразлично: и люди наши и дела... Это пока я вас не разобрал.

- А теперь, решаюсь спросить, разобрались?

- Думаю, да. Я благодаря вам и людей-то вдвое больше любить стал. Раньше только смотрю: ходит летчик, живет, дышит, дерется плохо или хорошо. Ну, разумеется, меня интересовали их взгляды, мысли, даже семейные дела, но вот так, привязаться к каждому из них и вникнуть в их души... этому, я думаю, научился от вас, дорогой мой Фу. - Лао Кэ подумал и с оттенком сожаления сказал: - Значит, и командиром-то я настоящим стал только после вашего приезда. - Лао Кэ встал, прошелся взад и вперед по тесной пещере. - И чем больше я их всех люблю, тем мне трудней... Я где-то читал, будто отец любит сына, а когда тому в бой итти, не пускает, убивается. И пишут: это от любви. Но, по-моему, это неправда! Я по себе сужу: когда нашему полку сложное одиночное задание дадут, посмотрю я на свой народ и думаю; кого же из них больше всех люблю?.. Кто мне дороже всех, того и посылаю.

Фу вскинул на него взгляд и удивленно сказал:

- А я ведь думал, это у меня одного...

Ему помешал договорить телефонный звонок. Лао Кэ взял трубку полевого аппарата, выслушал и отдал приказание:

- Пришлите его ко мне. - И, не глядя на Фу, сказал ему: - Чэн прибыл с места посадки.

- Боюсь я все-таки... - начал было Фу и замялся. Потом, сделав над собою усилие, договорил: - боюсь, не выйдет из него ничего...

- Трудный ученик.

- Пусть едет в тыл.

- Командование прислало его из тыла сюда.

- Оно ошиблось.

- А мне этого не кажется. - Лао Кэ покачал головой. - Нет, мне этого не кажется. По-моему, отправляя в наш полк одного из самых старых инструкторов школы, командование считало, что в настоящий момент каждый летчик здесь нужнее, чем в школе. Так же, как было время, когда командование справедливо считало, что каждый хорошо летающий человек в школе нужнее, чем на фронте, где у нас тогда почти не было самолетов... К тому же, товарищ Фу, мне казалось, что вы личный друг генерала Линь Бяо?

- Мы вместе начинали жизнь.

- Вот видите. Значит, он вам близкий человек, а вы уже забыли, что он говорил нам совсем недавно, когда мы прибыли на этот фронт.

Фу опустил глаза.

- Мне кажется, я помню всё.

- И все же я позволю себе напомнить вам, что Линь Бяо сказал тогда: "Летчики, от вас будет в большой степени зависеть наш успех на участке фронта, являющемся для данного времени едва ли не самым важным". Помните, Фу?

- Помню.

- И он сказал еще: "Замкнуть кольцо окружения гоминдановской группировки возле Цзиньчжоу - значит выбить из рук Чан Кай-ши дубину, которой он хотел ударить в затылок Народно-освободительной армии Центральной равнины генерала Лю Бо-чена. От вас, летчики первого полка, будет зависеть, удастся ли Чан Кай-ши и его американским сообщникам попрежнему быть хозяевами в воздухе над головой нашей Дунбейской армии. Я прошу ваш полк в целом и каждого летчика в отдельности прислушаться к словам председателя Мао Цзе-дуна. Он поставил перед нами задачу разгромить Чан Кай-ши под Цзиньчжоу и Мукденом, чтобы открыть Дунбейской народно-освободительной армии путь в Северный и Центральный Китай". Разве не так сказал нам тогда генерал Линь Бяо?.. Я спрашиваю вас, товарищ Фу, так?

- Так.

- "Прошу каждого прислушаться к словам председателя Мао Цзе-дуна". Значит, генерал Линь Бяо просил об этом и летчика Чэна.

- Чэна тогда еще не было в полку.

- Но он уже ехал сюда. Значит, генерал Линь Бяо имел в виду и его, обращался и к нему, требовал и от него выполнения мудрых указаний председателя Мао Цзе-дуна.

- Тем хуже для Чэна, если он этого не понял, - проворчал Фу.

- Значит, мы с вами должны ему объяснить, какое огромное значение имеет наша борьба за воздух на фронте Дунбейской армии. А вы вместо того хотите отправить его в тыл.

- Могу вас уверить, Лао Кэ, - возразил Фу, - генерал Линь Бяо обращался к кому угодно, только не к нарушителям боевой дисциплины.

- Вот тут я теряюсь, мой друг Фу, совершенно теряюсь: а не мог ли генерал Линь Бяо иметь в виду именно их в первую очередь?

Фу смотрел на командира с недоумением, хотя в душе он и сознавал справедливость этих нравоучений.