Альберт Шпеер - Воспоминания

Еще несколькими месяцами ранее Гитлер не осмелился бы высказать свое мнение прямо в лицо своему старому паладину. Еще в конце прошлого года Гитлер предпочел послать меня в отделенную Роминтенскую пустошь с тем, чтобы сообщить Герингу какую-то вполне третьестепенную неприятную вещь, суть которой я нынче уже и не помню. Но Геринг, вероятно, знал о чем зайдет речь, потому что он, вопреки обыкновению, встретил меня как почетного и желанного гостя. Приказал запречь экипаж для многочасовой прогулки по его обширному охотничьему угодию и не покрывал рта, так что под конец я уехал, не солоно хлебавши, ни словом не обмолвившись о возложенном на меня поручении. Правда, Гитлер обнаружил снисходительное понимание моего уклончивого поведения.

На этот же раз Геринг и не старался укрыться за банальной сердечностью приема. Наша беседа состоялась в его приватном кабинете на Оберзальцберге. Он уже был в курсе дела, Гитлер его проинформировал. Геринг резко отозвался о неустойчивости решений Гитлера. Еще две недели тому назад он намеревался отнять у меня строительную отрасль, все уже было решено, а потом, после краткой беседы со мной, Гитлер все переиграл обратно. И так все время. Фюрер, к сожалению, слишком часто оказывался человеком, меняющим свои решения. Но, естественно, если это желание фюрера, он, Геринг, передаст мне и авиационное вооружение. Но голос его звучал подавленно: понять все это, право же, трудно — ведь совсем недавно Гитлер сам считал, что диапазон моих задач и без того чрезмерно широк.

Хотя эту внезапную смену неблаговоления на благоволение и считал чрезвычайно симпотматичной и предчувствовал в ней большую опасность для своего собственного будущего, нужно признаться, что мне не казалось несправедливым, что на этот раз мы поменялись ролями. От демонстративного унижения Геринга я отказался. Вместо того, чтобы представить Гитлеру проект постановления, мы с Герингом договорились, что он сам оформит своим приказом переход авиационного вооружения в мое министерство (7).

Передача производства вооружения для авиации была вообщем-то незначительным интермеццо по сравнению с развитием событий в стране вследствие превосходства противника в воздухе. Значительная часть его авиации была занята поддержкой наземного вторжения, и все же после передышки продолжительностью всего в две недели новая серия налетов вывела из строя многие предприятия по производству горючего. 22 июня были уничтожены мощности для производства 9/10 авиационного бензина, суточный объем его производства снизился всего до 632 т. Когда интенсивность налетов несколько ослабла, мы еще раз повысили его уровень до 2307 т, что составляло ровно 40% прежнего объема. Но еще через четыре дня, 21 июля, с выпуском всего 120 т мы практически оказались на мели. 98% производства горючего для авиации остановилось.

Впрочем, противник дал нам все же возможность запустить часть производств химического гиганта «Лойна», благодаря чему мы к концу июля смогли поднять суточную выдачу горючего для авиации до 609 т. Теперь уже считалось успехом, если нам удавалось дать хотя бы десятую часть прежнего объема. Но повторявшиеся налеты настолько разладили систему трубопроводов на химических заводах, что не только прямые попадния, но и просто удары взрывной волны, проседание грунта повсюду вызывали нарушение герметичности монтажных систем. Ремонт их был практически невозможен. В августе мы дали 10%, в сентябре — 15%, в октябре опять — 10% наших прежних объемов. И только в ноябре 1944 г. мы, несколько неожиданно даже для самих себя, выдали 28% (633 т в сутки) (8). Причесанные отчеты различных органов вермахта, — записано в нашей учрежденческой хронике 22 июля 1944 г., — вызывают у министра опасения, что критическое положение в полном объеме руководством не осознается. Мая обеспокоенность продиктовала мне шестью днями позднее памятную записку Гитлеру о положении с горючим, которая в значительной своей части была почти идентична другой, более ранней, от 30 июня (9). В обеих отмечалось, что ожидаемые в июле и августе потери производственных мощностей с неизбежностью поведут к израсходованию основных резервов авиабензина и иных видов горючего и в результате возникнет непреодолимая пропасть, что может иметь «трагические последствия» (10).

Одновременно я предложил Гитлеру некоторые варианты, которые могли бы нам позволить избегнуть столь тяжких последствий или, по крайне мере, оттянуть их. В качестве важнейшего инструмента я испрашивал у Гитлера полномочий на тотальную мобилизацию на восстановительные работы всех наличных трудовых ресурсов. Я предложил предоставить Эдмунду Гайленбергу, очень крепкому руководителю отрасли боеприпасов, неограниченные возможности для ремонтных работ предприятий горючего, вплоть до реквизиции любых строительных материалов, свертывания других производств и переброски оттуда рабочей силы. Сначала Гитлер отклонил это; «Если я дам такие полномочия, то у нас сразу же сократится выпуск танков. Так не пойдет! Этого я не могу допустить ни в коем случае». Было видно, что он все еще не осознал серьезность положения, хотя мы уже и не раз и не два беседовали о надвигающейся угрозе. Танки, — пытался я объяснять снова и снова, — утрачивают всякий смысл, если мы не обеспечим их достаточным количеством горючего. Только после того, как я пообещал ему поддержание выпуска танков в прежних объемах, а Заур это обещание подкрепил, Гитлер поставил свою подпись. Через два месяца на восстановительных работах на заводах по производству синтетического топлива было занято 150 тысяч рабочих, в том числе — наиболее квалифицированных, остро необходимых в производстве вооружений. К концу осени мы мобилизовали уже 350 тысяч.

Диктуя стенографистке свою памятную записку, я возмущался некомпентентностью руководства. Передо мной лежали доклады моего планового отдела о ежесуточных потерях производственных мощностей, о недопроизводстве продукции и о предполагаемых сроках возобновления работы. Но последнее могло стать возможным при единственном условии, что удастся недопустить дальнейших вражеских налетов, или по крайней мере, резко их ограничить. Я прямо-таки умолял Гитлера в своей памятной записке от 28 июля 1944 г. «использовать существенно большую часть вновь производимых истребителей для прикрытия неба над Германией» (11). Неоднократно я заклинал Гитлера подумать, не является ли более целесообразным "обезопасить в первую голову прикрытием истребительной авиации заводов синтетического топлива с тем, чтобы в августе и сентябре стало возможным хотя бы частичное возобновление выпуска продукции, чем действовать прежними методами, зная наверняка, что в сентябре или октябре ВВС, как на фронте, так и в тылу будут парализовавны отсутствием горючего (12).