Николай Борисов - Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья

Впрочем, поездки Александра I имели и обратную сторону. В «Старой записной книжке» князя П. А. Вяземского находим любопытное воспоминание, относящееся к декабрю 1818 года, когда царь проезжал по Литве.

«Государя ожидали 17-го числа к вечеру. Он приехал 18-го числа к 12-ти часам утра. Артиллерийская рота простояла на ногах почти сутки. Государь думает, что он, проезжая губернию, ничего с места не трогает, потому что запрещает встречи, приемы. Каждый проезд его — новый налог. Всё в движении: губернаторы и вице-губернаторы невидимо следуют за ним или провожают» (28, 560).

Путешествие наследника по России было организовано в соответствии с тем опытом, который был накоплен в прежних императорских выездах. Царь Николай дал сыну особую инструкцию, регламентировавшую распорядок движения.

«В дороге экипажам делиться на 2 отделения: в первом, которому отправляться с вечера, быть: 1. фельдъегерю, заготовляющему лошадей, 2. кухне, 3. камердинеру Его Высочества, 4. коляске полковника Юрьевича, 5. коляске полковника Назимова. Во втором отделении: 6. коляске Его Высочества, 7. коляске генерал-адъютанта Кавелина с доктором Енохиным, и фельдъегери при Его Высочестве, 9. дормезу князя Ливена, 10. коляске действительного статского советника Жуковского, а фельдъегерю, платящему прогоны, 11. заключать шествие 6-ю часами позже» (19, 23).

Летом 1850 года царь Николай отправил в поездку по России и двух своих младших сыновей — 19-летнего Николая и 18-летнего Михаила. Их путешествие также сопровождалось большой помпой. Иван Аксаков в письме отцу рассказывал об этом так: «Я приехал в Ярославль вчера, в 4 часа. Дорогой я встретил по Ярославской губернии сильную деятельность, страшную суматоху… Причиною — путешествие великих князей Николая и Михаила Николаевичей. Их отправили путешествовать по России, и так как они завтра или послезавтра должны быть в здешней губернии, о чем дано знать несколькими эстафетами, то все мечутся, как угорелые. Почтовых лошадей согнали со всех станций в те места, где великие князья проедут, а вместо почтовых взяли обывательских (натуральная земская повинность). Обывательских лошадей взято 1474, и как всё это делалось в несколько дней, то можете вообразить, как велика должна была быть деятельность. Я читал маршрут великих князей: в Мологе обед, в Рыбинске ночлег, в Угличе обед, в Ростове ночлег, в Ярославле обед и, кажется, в Костроме ночлег Таким образом совершится знакомство с Россией и остальных двух сыновей Государя!..» (3, 151).

Несколько дней спустя Аксаков пишет: «Приезд великих князей, ожидание их и приготовление к приему до того вскружили голову всем, начиная от Бутурлина (ярославского губернатора. — Н. Б.) до последнего чиновника, что все дела остановились. Великие князья приехали только вчера вечером и едут завтра поутру» (3, 153).

Приезд знатных особ провинциальная интеллигенция издавна пыталась использовать для решения завязших в бюрократической трясине культурных проектов. В Ростове великие князья останавливались в доме местного купца и антиквара П. В. Хлебникова. «Великие князья останавливались также у него и подарили ему бриллиантовый дорогой перстень, а он поднес им записку о монументальных древностях Ростова. Как в это время за отсутствием головы он правил его должность, то весьма ловко, умно и искусно сделал прием великим князьям. В поданной им записке слегка коснулся он того, что древности Ростова рушатся по причине бесконечного формализма, связавшего всем руки, и что Государь одним словом может поправить дело. Не знаю, что из этого выйдет. Он поднес также великим князьям на серебряном подносе свежего зеленого горошка (символ процветания ростовских огородников. — Н. Б.) и очень было этим озадачил их, но, разумеется, сейчас же и объяснил значение зеленого горошка для Ростова» (3, 154).

В ритуал монарших поездок по стране, кроме всего прочего, входило и «общение с народом». Здесь иногда возникали «моменты истины», когда открывались плутни и лихоимство вельмож. Князь П. А. Вяземский рассказывает примечательный эпизод из времен Екатерины Великой.

«Однажды, путешествуя по берегам Волги, она спросила жителей: довольны ли они своим положением? Большая часть из них были рыбаки. “Мы очень были бы довольны заработками своими, — отвечали они, — если бы не обязаны были отсылать в конюшни вашего величества значительное количество стерлядей, а стерляди очень дороги”. — “Хорошо сделали вы, — отвечала императрица, улыбаясь, — что уведомили меня об этом; а я до сей поры и не знала, что лошади мои едят стерлядей. Постараемся это дело поправить”» (28, 167).

На память о своем приезде Екатерина подарила городу Рыбинску кресло, в котором она сидела во время богослужения в городском соборе (37, 18).

Среди многочисленных забавных казусов, связанных с проездом высочайших особ, известен и такой. Однажды роль знатной особы, для которой чинили дороги и укрепляли мосты, сыграл… слон. В 1849 году бухарский эмир послал в дар русскому царю Николаю живого слона. До Нижнего Новгорода слон шел пешком «и, как он очень труслив, то, вступив на мост и почувствовав его жидкость, сейчас обращается назад. Нечего делать: строят мост крепкий, так чтобы слон не изволил опасаться!» (3, 43).

Царь Николай I считал своим долгом лично проверять деятельность местной администрации, общаться с провинциальным дворянством и являться восторженному народу. Появление императора порой вызывало у народа приступы чисто восточного поклонения. Надолго запомнился местным жителям приезд Николая в Симбирск в августе 1836 года. Об этом много лет спустя вспоминал служивший тогда в Симбирске жандармский полковник Э. И. Стогов.

«Получено известие, что государь посетит Симбирск. Не описывать же мне, как готовился город к приезду государя: суета, хлопоты, белят, метут — всегда и везде один порядок…

За три дня до приезда государя народ из далеких деревень: татары, чуваши, мордва, русские на четыре версты заняли почтовую дорогу по обеим сторонам, тут и ночевали.

Государь приехал перед сумерками, занял дом губернатора… С приездом государя весь народ города и дороги наполнил большую площадь перед домом губернатора и около собора. Жандармы, полиция были спрятаны в соседних домах, но тишина и благонравие толпы были образцовые во все время. На другой день утром назначен прием…

Когда государь приказал подать экипаж, народ прорвал цепь и, придя в исступленный восторг, наполнил плотно пространство между государем и экипажем; нас так сдавили, что мы едва не задыхались; у ног Бенкендорфа разрешилась женщина. Бенкендорф, уже привычный к восторгам народа, но и тот испуганно сказал: “Да что же это будет, это сумасшествие”. Я сказал: “Пока не сядет государь, ничего не поможет”. Долго пробирался государь к экипажу и тот к государю; народ, действительно, как безумный, не помнил себя, молился на государя, ложился к ногам, но только государь сел в экипаж и поехал, мы остались одни. За экипажем все бежало; обгоняли и крестились, шапки, полушубки валялись на земле, восторг был невыразимый. Замечу, после многих я спрашивал, для чего все бешено бросились к государю по окончании смотра? Единогласно отвечали: все слышали, как государь крикнул: “Народ мой, ко мне!” — чего, конечно, не было.