Николай Борисов - Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья

Вернувшись из Софрина на старую Троицкую дорогу, едем (а хотелось бы написать: идем) в сторону Рахманова. До него уже рукой подать.

Село Рахманово в старину называлось Рахманцевым. На карте Московской губернии I860 года оно значится как Рохманово.

Происхождение этого восточного на слух названия довольно загадочно. Словарь Даля не столько проясняет, сколько затемняет дело. Слово «рахман» он не знает вообще, а прилагательному «рахманный» дает двоякое значение: в местностях к югу от Москвы оно означает «вялый», «смирный», «простоватый»; в северных и восточных районах оно имеет противоположное значение — «веселый», «разгульный», «хлебосольный» (48, 86).

Учитывая северное положение села, можно предположить, что его название происходило от веселого и склонного к разгулу характера здешних жителей…

Однако самым простым и, увы, самым убедительным можно все же считать восточное происхождение названия села. Имя Рахман является сокращенным вариантом распространенного на востоке имени Абдуррахман (11, 170). Притяжательная форма этого имени как раз и дала название села.

Село Рахманово появляется на страницах истории уже в Смутное время. Летом 1608 года Лжедмитрий II (более известный как Тушинский вор) предпринял неудачную попытку захватить Москву. Войскам Василия Шуйского удалось отбросить самозванца обратно в Тушино. Силы сторон были примерно равны. Отряды самозванца разбрелись по стране с целью захвата важнейших городов и монастырей. Царь Василий Шуйский, как мог, препятствовал им в этом, посылая наперерез врагу свои полки.

Один из больших отрядов самозванца под предводительством литовского авантюриста Яна Сапеги направился к Троице-Сергиеву монастырю. В случае захвата знаменитой обители «тушинцы» не только получали большую добычу, но и устанавливали полный контроль над Троицкой дорогой, по которой из северных районов страны поступали в Москву подкрепления и продовольствие.

Узнав об этом, Василий Шуйский отправил для защиты Троицы войско во главе со своим младшим братом Иваном Ивановичем Шуйским. 23 сентября 1608 года московские и польско-литовские полки встретились у деревни Рахманцево…

О том, что было дальше, кратко рассказывает старинная «Повесть достоверная о победах Московского государства» (1620-е годы).

«И тогда полския и литовския люди поидоша к Живоначалной Троице под Сергиев монастырь осадити. И тогда послал государь с Москвы к живоначалной Троицы боярина своего и воеводу князя Ивана Ивановича Шуйскаго против полских и литовских людей. И сошлися полки в Рахманцове, и бысть бой велик. И государевы люди полских и литовских людей побили, и языки побрали, и к Москве возвратиша, не ведущее многаго их собрания. И собрашася множество полских и литовских людей, и государевых людей многих побили, и полки разгоняли» (196, 417).

Во все времена сообщения о поражениях своей армии выглядят почти как известие о победе. Из патетического рассказа «Повести» не сразу ясен даже итог сражения: московское войско было разбито «тушинцами».

Более подробный и внятный рассказ «о бою под Рахманцовым» содержит так называемый «Новый летописец» (около 1630 года). Приводим этот рассказ, для удобства читателя разделяя текст на абзацы.

«Прииде в Тушино полковник Сопега и иные с ним полковники и рохмисты и приидоша под Москву. И бою бывшу под Москвою велию с ними, они же отидоша в Тушино, и собрався в Тушине поидоша под Троицкой Сергиев монастырь. Царь же Василей посла за ними бояр своих, князя Ивана Ивановича Шуйско-во с товарыщи. Литовские же люди, пришед, сташа в селе Воздвиженском о Троицы за десять верст, а бояре приидоша на речку на Талицу Литовские ж люди, видя, что идут за ними Московские ратные люди, и всретоша их в деревне Рахманцове. И бывшу ту бою велику, многих Литовских людей побиша и поимаша. Последним же напуском тако их побили, яко и наряд у них поймали.

Той же полковник Сапега с последними людми з двема ротами напусти на Московских людей.

Московские же люди от них отхожаху, не чаяху себе помочи ис полков.

Грех же ради наших сторожевому полку Федору Головину со всем полком дрогнувшу, яко и болшово полку половину смял.

Литовские же люди, видя над православными християны гнев Божий, начаша их побивати и побиша многих людей и живых поимаша.

На том же бою многих храбрость и дородство показал боярин и воевода передовово полку князь Григорей Петрович Ромодановской. Туто же у нево и сына убиша, князь Ондрея.

Бояре ж приидоша к Москве не с великими людьми, а ратные люди к Москве не пошли, разыдошася вси по своим домом» (196, 433).

Ныне в Рахманове нет ни поляков, ни шведов. Это вполне заурядное придорожное село, окруженное заброшенными полями и оврагами. Его единственной достопримечательностью служит Вознесенская церковь, выстроенная в 1802 году. Она имеет два боковых придела — во имя святителя Николая и великомученика Дмитрия Солунского. Существует устойчивое мнение, что церковь Дмитрия Солунского была здесь еще во времена Дмитрия Донского, который считал этого святого своим небесным покровителем.

Вознесенская церковь удачно поставлена на возвышенности над изгибом уходящей дальше на север дороги. При этом ее собственные архитектурные достоинства невелики. Историк русского искусства М. А. Ильин определяет их со сдержанной вежливостью: «Красно-кирпичный сельский храм украшен скромными по качеству и количеству классическими деталями… Здесь, в Рахманове, мы вновь встречаемся с ярким образцом провинциального отставания стиля, пожалуй, более отчетливого, чем в соседней Братовщине… При всей своей внешней простоте и незатейливости церковь села Рахманова представляет определенный интерес» (66, 23).

И самая незатейливая церковь поднимается к облакам на крыльях возвышенной легенды. Своя легенда есть и у церкви в Рахманове. Рассказывают, что во времена гонений, в 1930-е годы, местные власти хотели закрыть храм. Они уже сбросили колокола с колокольни и теперь посягнули на само богослужение. Но три монахини, жившие при храме, рискуя жизнью, не допустили святотатства. Звали их Стефанида, Ангелина и Екатерина (135, 467).

В другой раз храм решили закрыть во время войны. Поводом послужила неуплата обедневшей церковной общиной государственного налога. Тогда один из прихожан, чтобы спасти храм, продал самое ценное, что имел, — корову. Налог был уплачен, и богослужение возобновилось… (135, 467).

Как бы там ни было, но храм счастливо избежал закрытия и, соответственно, полного разгрома. Благодаря этому в темном и тесном интерьере и сегодня радует глаз пол из метлахской плитки и старинный иконостас, созданный именно для этого храма.