Николай Черкашин - Командоры полярных морей

Белой июньской ночью на катере шведского контрабандиста тридцатидвухлетний моряк вместе с молодой женой отправился в опасное свадебное путешествие. Перед тем в шлиссельбургском Благовещенском соборе они поставили свечу Николе Морскому… Чудотворец явил чудо — утлая посудинка не попала ни под пулеметы пограничной стражи, ни под штормовую волну. Они высадились на шведские скалы. И вовремя.

Спустя полтора месяца грянет выстрел Каннегисера в Урицкого и полетят офицерские головы, поднимется первая кровавая волна красного террора…

СТАРОЕ ФОТО. Николай Транзе и молодая элегантная дама с седой прядью красиво уложенных волос — жена, Елена Борисовна. Все позади — ледовые походы, войны, революции, аресты… Спокойная, сыто-деловитая Америка. Они нашли в ней свое место. И белый воротничок, и модный галстук — кто узнает в респектабельном члене Географического общества США мечтательного юношу в белом мичманском кителе или камбузного посудомойщика? А в глазах у обоих — светлая грусть, грусть людей, знающих истинную цену своему счастью.

Там, в штате Огайо, Николай Транзе посадил перед своей «русской избой» две черные березы…

Право, история этой семьи стоила бы эпического сказания. Оно охватило бы по меньшей мере последнее столетие, со всеми его морскими бурями, морскими битвами, войнами, голгофами и терниями…

В таллинском парке Кадриорг, бывшем северянинском Катеринтале, высится на берегу моря прекрасный памятник «Русалке» — броненосцу береговой обороны, погибшему в штормовом море в 1893 году. Список погибших моряков открывает имя их командира — капитана 2-го ранга Иениша. Но скорбное это место на гранитном камне предназначалось совсем для другой фамилии — отца братьев Транзе — капитана 2-го ранга. От рокового похода Александра Транзе-сгаршего спас житейский пустяк: за сутки до выхода в море слег с ангиной, и на «Русалке» отправился Иениш. Но не каприз судьбы уберег Транзе от гибели — заговор от смерти на водах. Известно, что пору офицерской молодости Транзе-старший провел на Дальнем Востоке, часто бывал в Японии… То была сущая Мекка для морских офицеров; именно из этой, самой загадочной и самой экзотической, страны привозили они и диковинные вещицы, и удивительные истории, и изящные татуировки… Те, кто подолгу нес стационерскую службу в японских портах, брали во временные жены японских девушек. Сыны холодного Петербурга, туманной Балтики, они вкушали сказочный Восток со всем пылом юности и недавнего мальчишества Наверное, не было ни одного соблазна, которого бы они не испробовали, — от курильни опиума до кумирни предсказателя судеб… Мичман Транзе тоже не избежал искуса. По семейному преданию, японский монах заговорил его от гибели в море.

Заговор этот оказался столь силен, что распространился на всех сыновей Транзе. Ни один из них не погиб в море, хотя побывали в весьма рисковых переделках.

Первым после отца испытал спасительное воздействие охранной мантры старший сын — Александр. В Цусиму мичман Транзе пришел на броненосце береговой обороны «Адмирал Ушаков». Этот геройский и несчастный корабль был растерзан японскими снарядами вдребезги и ушел в пучину горой искореженного металла…

Особо ценные для себя книги копенгагенский переплетчик одевал в неизносимую акулью кожу. Среди таких немногих экземпляров оказался и томик «Цусимы» Новикова-Прибоя. Именно в этой книге осталась и по сю пору живет память об Александре Транзе 1-м на Родине.

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: «Он (командир “Ушакова” капитан 1-го ранга Миклухо-Маклай. — Н.Ч.) знал, что жизнь разбитого броненосца угасает с каждой минутой. Миклухо куцей рукой потер лоб, потом сделал ею резкий жест, словно что-то решительно отбросил. Только теперь судорога боли исказила его лицо. Но это продолжалось одно мгновение. Словно желая убедиться в стойкости присутствующих в рубке людей, он внимательно посмотрел на них сквозь очки голубыми глазами и сдержанно, как будто решался пустяковый вопрос, сказал:

— Пора кончать. Застопорить машины! Прекратить стрельбу! Затопить корабль.

…Спустя минуту-другую орудия замолчали, и судно остановилось, все больше и больше кренясь на правый борт и беспомощно покачиваясь на морской зыби. Через пробоины и открытые кингстоны с ревом врывалось во внутренние помещения море…

Оба неприятельских крейсера продолжали стрелять по “Ушакову”.

Его верхняя палуба стала быстро заполняться матросами. Все шлюпки были разбиты. Поэтому люди с поспешностью хватали матрацы, набитые накрошенной пробкой, спасательные пояса и круги. Одни сразу бросались за борт, другие медлили, словно не решаясь на последний шаг. У дальномеров на штурманской рубке задержались мичманы Сипягин и Транзе вместе с сигнальщиками. Находясь совершенно открыто, они каким-то чудом уцелели от неприятельских снарядов и бессменно простояли на своем боевом посту. Старший артиллерист Дмитриев, увидев их, крикнул:

— Вы больше там не нужны. Скорее спускайтесь вниз — спасаться!

Один за другим они начали сбегать по трапу. В этот момент разорвался снаряд у основания боевой рубки. Сигнальщик Демьян Плаксин, спускавшийся последним, кровавой массой свалился на мостик.

“Ушаков” с креном на правый борт медленно погружался в волны. На правом ноке ею грот-реи, приводя в ярость врага своею непокорностью, все еще развевался боевой Андреевский флаг».

Лишь однажды упомянут Транзе в романе. Всего одна строчка…

СТАРОЕ ФОТО. Доброе, очень доброе, умное, грустное лицо. Совсем не воинственные усы. Стоячий белый воротничок с лиселями — отогнутыми уголками — подпирает скулы. Пенсне на черном шнурке. Похож на гимназического учителя, надевшего на вицмундир погоны старшею лейтенанта.

Стекла увеличивают и без тою большие глаза. Взгляд слегка отрешенный, куда он брошен — в прошлое ли, в Цусиму, или в будущее, в Моонзунд?

И прямой пробор, и накрахмаленный воротничок — в паузе между двумя морскими мясорубками.

Однажды этот офицер в чеховском пенсне сам взялся за перо. Правда, к тому времени он был скромным копенгагенским переплетчиком. Но он никогда не забывал, что родом он из Морскою корпуса.

Капитан 2-ю ранга А. Транзе поделился воспоминаниями: «Броненосец береговой обороны “Адмирал Ушаков” в Цусимском бою».

«Адмирал Ушаков», идя концевым кораблем кильватерной колонны броненосцев, в самом начале боя четырнадцатою мая, вследствие неисправности одной из главных машин, должен был идти на буксире парохода «Свирь». Исправив машину и отдав буксир, стали догонять далеко ушедшую вперед сражающуюся свою эскадру.