Иван Сороковик - Как рождаются открытия?

Такие же традиции существовали и в коллективе Нильса Бора. В Копенгагенском институте теоретической физики можно было прерывать профессора во время лекций и это оказывало очень сильное впечатление на студентов, приехавших из Германии, где господствовала академическая дисциплина.

Примечательно, что когда в мае 1961 г. Нильс Бор последний раз посетил Советский Союз (Московский университет им. Ломоносова присвоил ему тогда звание почетного профессора), на семинаре физиков П. Л. Капицы и Л. Д. Ландау его спросили о «тайне», которая позволила ему собрать вокруг себя большое число молодых творчески мыслящих теоретиков, он ответил: «Никакой особой тайны не было, разве что мы не боялись показаться глупыми перед молодежью».

Лауреат Нобелевской премии, всемирно известный физик-теоретик Игнат Евгеньевич Тамм (1895–1971) отмечал, что это очень характерное для Бора высказывание. Нильсу Бору было совершенно чуждо любое важничанье и зазнайство, он отличался поразительной скромностью. Действительно, ни одна дискуссия не может быть плодотворной, говорил Тамм, если участники опасаются задавать вопросы, которые могут обнаружить их пробелы в их знаниях, и поэтому бояться показаться «глупыми».

Яркую картину плодотворности научных дискуссий нарисовал академик Александр Данилович Александров. «Когда Ландау и Паверс писали работу, они часто спорили с Гейзенбергом. Приходил Бор, слушал… Сначала он не понимал, потом они ему втолковывали, тогда и он включался в спор и они начинали видеть то, чего сами не понимали».

Не трудно заметить из этого примера насколько была и остается велика роль крупного, ведущего ученого. Не случайно говорят, что институт Бора в Копенгагене был Меккой теоретической физики. Туда приезжали известные ученые, в том числе Гейзенберг. Они разговаривали, обменивались идеями, в результате – блестящий поток работ. И на всех этих работах лежала печать глубокой мысли Бора.

Главное на семинарах, которые проводились в институте Бора, Ленинградском физтехе и в других, – дискуссии, споры. А точнее – форма научного творчества. Ведь недаром в народе говорят: в споре рождается истина. А для ученого дороже истины нет ничего.

Разногласия в науке могут и, наверное, должны быть. Следовательно, могут и должны быть теоретические дискуссии. К сожалению, в некоторых научных коллективах порой бывает так, что спор перерастает во вражду, глухую к разумным аргументам. И тогда отстаивается уже не истина, а честь собственного мундира. Все средства и приемы направлены на то, чтобы «победить противника». Жертвой подобного ведения спора становятся сама истина, наука.

Если спросить ученого, что двигает им в работе, то определенно услышим, что только не награды, не погоня за благодарностями (правда, в XXI в. многое в этом отношении изменилось). Целью жизни всегда остается наука, достижение научной истины. Эта задача заполняет всю жизнь ученого, и успехи в ее решении являются подлинной и лучшей наградой. Поэтому ученые рассматривают критику, замечания, как одно из средств на пути к достижению понимания сущности явлений. Служение этой благородной цели заставляет великих ученых соглашаться с результатами, которые порой идут вразрез с их собственными выводами.

Всемирно известный академик Николай Иванович Вавилов всю свою жизнь боролся за научную правду и с одинаковой любовью взирал на большие труды известных ученых и на маленькие достижения начинающих сотрудников. При этом он отлично помнил где, кто, над чем и как работает.

«В апреле 1924 г., – вспоминает профессор, доктор сельскохозяйственных наук А. И. Атабекова, – я закончила свою работу и переслала ее в редакцию «Трудов по прикладной ботанике и селекции», а через несколько месяцев она уже была опубликована, несмотря на то, что полученные данные по иммунитету несколько расходились с выводами Н. И. Вавилова, который был редактором этого журнала».

В научных кругах всеобщее уважение снискала принципиальность известного советского ученого-атомщика, академика Льва Андреевича Арцимовича (1909–1973). Выше всего он ставил научную истину и честность, и не поддавался ни на какие политические и дипломатические маневры. Многие специалисты помнили международную конференцию по физике плазмы в Зальцбурге в 1961 г., когда Лев Андреевич выступил с резкой критикой разрекламированной, но ошибочной американской работы.

Евгений Павлович Велихов, который в 39 лет уже стал академиком АН СССР, и профессор В. Лазукин вспоминали, что многие физики его тогда отговаривали и стремились сгладить конфликт. Лев Андреевич остался непреклонен. Американская делегация была в шоке, и после конференции было много недружелюбных высказываний в его адрес. Но постепенно все признали правоту Льва Андреевича.

Столь же критически Л. А. Арцимович относился и к собственным работам, например, к интерпретации опытов по обнаружению нейтронов из быстрых пинчей. Он первым определенно указал на их нетермоядерное происхождение. Благодаря ему советская физика плазмы избежала ряда модных увлечений и заблуждений.

В то же время Л. А. Арцимович умел вести те работы, в которых был уверен, хотя они долгое время были в тени, при почти всеобщем равнодушии. Так было с токамаками. Предложенные и созданные в СССР, эти экспериментальные системы отличаются симметрией и простотой. Однако, с теоретической точки зрения, они во многом, казалось вначале, уступали более хитроумным устройствам. Лев Андреевич вел работы по токамакам неторопливо, постепенно накапливая экспериментальные материалы, и только после тщательной проверки и оценки выступал на мировых форумах. После экспертизы со стороны мировой общественности, организованной им же, – это были измерения распределения температуры, выполненные английской группой, – лед недоверия был сломан и, наоборот, все крупнейшие лаборатории переориентировались на токамаки. Л. А. Арцимович превратился в глазах ученых и руководителей соответствующих научных подразделений в высший авторитет. С ним обсуждало свои программы большинство лабораторий во время его поездок в США, во Францию и другие страны. Такие поступки мог совершать только настоящий великий ученый, у которого научная истина – прежде всего.

Здесь важно сказать и о следующей проблеме.

Именно первичной ячейке – научному коллективу института, отдела, лаборатории – принадлежит в этом основная роль. Заслуги и недостатки каждого здесь у всех на виду, тем более, что основная часть жизни проходит в коллективе. Поэтому и огромно его влияние. Но оно может быть различным. Важно, чтобы у молодежи формировались лучшие качества ученого – принципиальность в науке и жизни, высокая нравственность, чувство неразрывной связи с народом.