Владимир Фортунатов - Российская история в афоризмах

Тем не менее при всей важности Силы роль Правды приуменьшать ни в коем случае нельзя. Правда борьбы русского народа за освобождение заключалась в том, чтобы на своей земле жить свободными от иноземного ига. Правда заключалась также в стремлении сохранить уже сложившуюся самобытную русскую цивилизацию, которая отличалась и от западной, и от восточной цивилизаций. Русская цивилизация и русская культура уже состоялись, представляли собой огромную ценность. Духовные лидеры русского общества это прекрасно понимали и даже выражали в образной, запоминающейся форме.

«А пишу вам се слово, – так Симеон (Семен) Гордый заканчивает свое завещание младшим братьям, – того для, чтобы не перестала память родителей наших и наша и свеча бы не погасла» [29]. Выделенные слова также стали известным афоризмом.

В 1439 году православная Византия пошла на союз с Папой Римским. Уния (в переводе с латинского «единство, объединение») с католиками заключалась в расчете на помощь Западной Европы в борьбе Византии с Османской империей. Уния фактически означала подчинение Византии власти Папы Римского.

Московское княжество не признало и осудило унию. Вскоре жизнь показала, что византийские греки напрасно понадеялись на западную помощь. В 1444 году объединенные западноевропейские силы потерпели поражение от турок при Варне. В 1453 году после осады османы взяли штурмом Константинополь. Папа Римский ничем не помог. Последний византийский император погиб в бою.

Многие византийские православные священники придерживались принципа: «лучше турки, чем Папа».

В Москве гибель Византии, Константинополя, второго Рима, посчитали знаком свыше. Образованные русские люди считали, что Древний Рим пал под ударами варваров (в 476 году н. э.), потому что погряз в разврате и язычестве. Второй Рим – Константинополь – стал христианским при императоре Константине в 325 году. Русь приняла христианство от Византии и долгое время была лишь прилежной ученицей. Русских митрополитов утверждал константинопольский патриарх, потому что русская православная церковь не считалась самостоятельной – автокефальной (в грубом переводе – самоголовой). Но идти «под Папу» у русской политической и духовной элиты не было никакого желания. Митрополит Исидор, подписавший «от имени Руси» пресловутую унию, не был впущен в пределы Великого княжества Московского и закончил свою жизнь католическим кардиналом в Риме.

После освобождения от монгольского ига и заметного укрепления Московского государства при Иване III у русских правителей появилась уверенность в своем историческом предназначении – сохранить христианство в наиболее чистом виде и освободить христианские народы от власти басурман. Считается, что в знаменитой и гордой формуле «Москва – третий Рим» была впервые отражена государственная идеология раннего Московского царства. И произошло это при Иване III.

Конкретным, реальным автором знаменитой формулы считается некий Филофей. Он был старцем, возможно, игуменом Трехсвятительского Псковского Елеазарова монастыря. Этот писатель XVI века написал три послания к псковскому дьяку Мисюрю Мунехину, послание к «некоему вельможе, в миру живущему», а также послания к великому князю Василию Ивановичу и к царю Иоанну Грозному, в которых высказался по ряду актуальных вопросов того времени. Филофею приписываются еще несколько произведений, но их принадлежность именно ему оспаривается. В своих посланиях Филофей полемизирует с астрологическими предсказаниями Николая Немчина, вообще отвергая астрологию. Филофей проявлял большой интерес к местным псковским делам. Именно он, как считают, впервые обстоятельно развил теорию о Москве как о третьем Риме, хранителе правой христианской веры.

Афоризм «Москва – третий Рим» представляется едва ли не главным для понимания всей послеордынской истории России. По поводу этой формулы написано столько, что вполне можно сказать – придумано не зря!

В чем же смысл, значимость этих трех слов?

Во-первых, это торжествующий крик победивших Даниловичей. Они пресмыкались перед ханами. Они приглашали из Византии художников, а из Италии – архитекторов, платили им большие деньги. Они с большим трудом отбивались от литовцев, поляков, крымских и других татар. Но добились своего – на карте Европы снова появилось русское государство. С центром в стольном городе Москве. Триумф Москвы хронологически совпал с трагедией Византии, которая прожила тысячу лет, но которой не было суждено более возродиться.

Во-вторых, в этой формуле не просто торжествующий крик, но уже и серьезный воинственный клекот двуглавого российского орла, только что ставшего символом нового государства. Берегитесь все! Мы начинаем! Вернем все свое, а потом освободим и всех хороших христиан – православных. «Москва – третий Рим» – это заявка будущей империи, будущей сверхдержавы. Это «Иду на вы», обращенное не одним полководцем к другому, а настоящий вызов, брошенный одной цивилизацией всем остальным. «Москва – третий Рим» и «Мы вам покажем кузькину мать» – афоризмы из одного смыслового поля.

Нельзя не отметить, что существует и прямо противоположная трактовка концепции «Москва – третий Рим». Известный историк доктор исторических наук А. Н. Боханов в своей интересной книге высказывает по этому поводу следующие соображения: «Русь не искала и не домогалась для себя неких исключительных прав и лидирующих позиций в мировой истории. Никакой "империалистический соблазн" русское национальное сознание не определял и государственные стремления не формировал. Его в христианско-эсхатологической природе мировосприятия вообще не существовало. Он проявится позже, уже при Петре I, переориентировавшем духовный строй империи с Рима Второго, христианского, на Рим Первый, языческий. Русь "не перехватила" эстафету Православной Империи, а переняла ее из ослабевшей Ромейской державы. Воссоздание единого русского государства происходило одновременно с осмыслением новой вселенской промыслительной исторической судьбы. Эти процессы фактически синхронизировались, и, став титульно Московским царством, Русь уже имела свою стройную идеократическую историософскую концепцию. Только в благочестии – спасение и надежда, только то царство благословенно, которое имеет его полной мерой. Осознание этой взаимосвязи и обусловленности стало камертоном русской философии исторического бытия в первые десятилетия после гибели Царьграда. Москва не просто заняла место его, а унаследовала по сакральному предуказанию. Русские как будто боялись заявить Москву новым Римом. Во всяком случае столь долгая нерешительность, растянувшаяся почти на сто лет, может служить тому "хронологическим" доказательством. Думается, это внешнее обстоятельство, опровергающее секулярные умозаключения о "жажде" Москвой мирового превосходства, говорит в пользу русского христианского смиренномудрия. Не более и не менее того» [30].