Коллектив авторов - Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом

Знакомство с провинциальной историографией середины XIX века производит неоднозначное впечатление. На первый взгляд, историческое знание в эту эпоху обнаруживает себя уже не только в губернских, но и во многих уездных городах России. Публикации этой поры, посвященные местной истории, отличаются не виданным ранее разнообразием. В то же время эти успехи могут быть отнесены на счет концептуального и институционального роста науки русской истории, обеспеченного, главным образом, усилиями столичных ученых. Интерес к проблемам народности и «внутреннего быта», непрерывно питавший научные изыскания в 1830–1860-е годы, привел к историзации таких пластов провинциальной действительности, которые прежде представлялись частью повседневного порядка вещей, и открыл перед местными любителями старины неожиданные области исследования. Новизна вновь поставленных задач обусловила концептуальную нерешительность провинциальных исследователей, а крайняя неустойчивость исторических запросов губернского и особенно уездного сообществ предопределила маргинальный статус немногих ревнителей старины и ориентацию их на научные круги Москвы и Петербурга. И все же именно в середине XIX века в российской историографии укореняется мысль о невозможности решения многих проблем исторического знания без местных наблюдений, и многие провинциальные любители древностей начинают непосредственно участвовать в получении научных результатов, ценных также и в общероссийском контексте.

В название статьи вынесены слова Льва Троцкого, писавшего о феномене толстого журнала: «Журналы наши были лабораториями, в которых вырабатывались идейные течения… Журнал в своем многообразии и своем единстве был наиболее приспособленным орудием для идейного сцепления интеллигенции» [828]. Идеолог большевизма акцентировал внимание на роли журналов в идеологической идентификации современников. Однако влияние общественно-политических и отраслевых ежемесячников на формирование коммуникативного пространства русских интеллектуалов во второй половине XIX века было шире и многообразнее. Журналы, наряду с кружками и университетами, конструировали само сообщество русской интеллигенции, формировали его мифологию, создавали «места» и ландшафты памяти, предлагали поведенческие образцы, способствовали складыванию не только мировоззренческой, но и социокультурной, национальной, региональной идентичностей.

Абрам Рейтблат, размышляя о причинах «журнализации» русской литературы XIX века, выделил следующие факторы, обусловившие популярность «идейных» и отраслевых журналов:

1) постепенное повышение уровня образования россиян, заимствование у столичного дворянства культурных образцов провинциальными помещиками, чиновниками, разночинцами, в результате чего чтение стало необходимым элементом образа жизни более широких слоев населения;

2) журналы являлись инструментом солидаризации сторонников того или иного идеологического направления, способствуя в условиях политической неразвитости формированию общественного мнения и мировоззренческой самоидентификации современников;

3) в условиях дифференциации культуры появилась потребность в посреднике между интеллектуальной элитой, ориентированной на просвещение населения, и читателями-неофитами, стремящимися получить оперативную трактовку главных научных, литературных и политических событий, которую мог удовлетворить толстый журнал, осуществлявший связь между столицей и провинцией;

4) в связи со сравнительной дороговизной книг читателям проще было выбрать «свой» журнал и в дальнейшем обращаться только к нему, доверив редакции отбирать произведения для чтения;

5) тенденция к усилению злободневности, социальной ориентированности литературы сформировала читательскую потребность не просто в хороших, но и в новых, актуальных произведениях – и лучше всего этому запросу отвечала именно периодика;

6) журнал отбирал, систематизировал из всего богатства и многообразия культуры наиболее важные тексты и в популярной, доступной форме транслировал их читателям, по сути создавая новый текст, определяемый конструкцией, образом издания [829].

Многочисленные исследования журнальных текстов подтверждают идею Пьера Бурдьё о том, что журналы (как одно из средств массовой информации), конструировали для своих читателей образ мира, осуществляя, таким образом, свое символическое господство. Отбирая и интерпретируя явления реальности, журналы участвовали в символической борьбе за восприятие читателями социального мира, заставляя их определенным образом увидеть и оценить действительность [830]. Имея в виду, что в XIX столетии история была объявлена европейскими (в том числе и русскими) интеллектуалами особой, привилегированной сферой познания (вспомним, к примеру, широко известные слова Виссариона Белинского о том, что «век наш по преимуществу исторический век» [831]), конструирование образов прошлого было одним из инструментов реализации социально-мобилизующей и идентификационной функций журналов. Я исхожу из того, что общественно-политические и отраслевые (исторические) журналы претендовали на формирование исторического сознания русских интеллектуалов: транслировали свои версии прошлого, детерминированные мировоззренческой ориентацией издания; репрезентировали свое понимание целей, закономерностей, функций, предметной области истории; исходя из своих интерпретаций прошлого, обосновывали свое видение истоков и причин происходящего в настоящем и, ссылаясь на опыт прошлого, аргументировали целесообразность тех или иных вариантов решения актуальных проблем современности.

Участие периодических изданий в формировании исторических представлений русской интеллигенции второй половины XIX века – сюжет не новый для отечественной историографии. Наиболее точно сформулировала роль журнальной периодики в конструировании исторических представлений Марина Мохначёва: «Журнал самопроизвольно формирует историческое знание читателя-любителя и профессионала, читателя – современника журнала и последующих поколений читателей» [832]. Однако, несмотря на солидную традицию изучения истории журналов и содержания образа прошлого на их страницах, представляется актуальным выяснение целого круга вопросов, связанных с участием общественно-политических и отраслевых журналов в создании коллективных представлений о прошлом (притом не только в общероссийском масштабе, но и в региональных измерениях). Была ли провинциальная интеллигенция «особым» адресатом журнального дискурса? Если да, то каковы мотивы обращения подписчиков и авторов русской провинции к теме прошлого – общего и своего? Каковы функции журналов в процессе становления исторического сознания провинциальных читателей? Как осуществлялось взаимодействие между редакциями толстых журналов и провинциальными авторами и читателями? Зависело ли содержание дискурса о прошлом, адресованного провинции, от типа журнала?