Алексей Тепляков - «Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг.

Любопытная биография была у поляка В.И. Филипповича. С мая 1920 по июль 1921 г. он возглавлял Нарымское политбюро и уезд-милицию, а затем стал председателем Нарымского райисполкома. До революции он звался Богумилом Кеншицким. Исключённый из 5-го класса Лодзинской гимназии, семнадцатилетний Кеншицкий в 1905 г. вступил в боевую организацию польской соцпартии. Два года спустя юноша был арестован и осуждён Варшавским окружный военным судом на 8 лет каторги за соучастие в убийстве жандармского ротмистра в Лодзи. Повторный суд снял основные обвинения, после чего Кеншицкий-Филиппович отбывал ссылку в Нарыме, а в годы мировой войны воевал на германском фронте. Потом он дезертировал и перебрался сначала на Дальний Восток, а затем — в Томскую губернию [64] ЦДНИТО. Ф.1. Оп.1. Д.845. Л.45; Ф.6. Оп.1. Д.82. Л.27–28 об. .

В феврале 1920 г. официальное письмо из уездного Татарска уведомляло омские власти, что местные коммунисты, в том числе милиционеры, заняты повальным пьянством, «имеющиеся тюрьмы переполнены, свирепствует тиф, две трети арестованных больны». Здесь же татарские власти просили немедленно организовать у них уездную чека. Эта просьба не осталась без ответа: с 17 февраля уполномоченный Омской губчека Головин начал свою деятельность в уезде. Однако партийные власти сразу же обвинили Головина в слабой работе, а затем, на объединённом заседании руководителей уездных учреждений под председательством начальника татарской уездмилиции А. Желтоножко, в том, что он вместе со следователем 29 марта 1920 г. освободил нескольких «врагов», из-за чего «наблюдается рост контрреволюции». Прибывший из Омской губчека инспектор С.Т. Пилипенко 12 апреля 1920 г. сообщил С.Г. Уралову, что «на личных тенденциях» между Головиным, а также ревкомом и уездным бюро РКП(б) произошёл конфликт, вылившийся в обыск на квартире Головина. Пилипенко утверждал, что необходимо заменить состав ревкома. Вряд ли это было сделано, но Головину пришлось уехать, а начальником формировавшейся местной чрезвычайки стал Пилипенко [65] ГАНО. Ф. п-1. Оп.2. Д.85. Л.1; Оп.9. Д.30. Л.12; Ф. п-16 Оп.1. Д.76. Л.359 об. — 360,409,411. Д.1. Л.4,21 об, 24,27, 169–169 об .

Весной 1920 г. в Сибири уездные чека появились повсеместно, примерно по три на губернию: Ишимская, Тобольская, Кокчетавская, Петропавловская, Томская, Щегловская, Кузнецкая, Бийская, Славгородская, Ачинская, Енисейская, Канская, Минусинская. В отдалённых местностях они формировались с опозданием. В Иркутской губернии из-за недостатка работников уездные чека не создавались. По схеме, утверждённой Сибчека 6 января 1920 г., численность уездной ЧК определялась в 70 чел., что всего примерно вдвое уступало тогдашним штатам губернских чека. В состав уездной чека входили службы, дублировавшие построение аппарата губчека: юридическая (со следственной частью в количестве 5 следователей), секретно-оперативная часть, или СОЧ (5 оперативников и 3 разведчика), секретно-информационная (ИНФО), канцелярская и комендантская [66] Шекшеев А.П. Указ. соч. С.111; "Щит и меч Кузбасса". — Кемерово, 2003. С.66. .

Практически бесконтрольные сибирские уездные чека работали таким же образом, что и в Центральной России, где их в связи с бесконечными злоупотреблениями раскассировали ещё в начале 1919 г., заменив небольшими политбюро, оперативно подчинявшимися губчека, а административно — начальникам уездных милиций. Однако в Сибири уездные чека существовали до лета-осени 1920 г. Их начальствующий и оперативный состав отличались крайней криминализированностью. Весной 1920 г. у заведующего секретно-оперативным отделом Славгородской учека А. Солонкова был обнаружен целый чемодан с конфискованными вещами. В апреле 1920 г. власти Змеиногорского (Рубцовского) уезда констатировали, что в только что организованной учека «работают лица недостойные… допускается кража мыла с умывальников, отбирают последний фунт чаю и пачку спичек… о чём известно в губчека».

Болотнинский ревком 31 марта 1920 г. заслушал «сообщение товарищей железнодорожников о произволе Тайгинской ЧК во время обысков среди рабочих и крестьян с. Болотное». Томский чекист И. В. Третьяков был арестован в марте 1920 г. и за хищение ценностей при обыске и взяточничество осуждён к содержанию в концлагере до конца гражданской войны, но по ходатайству губкома освобождён несколько месяцев спустя как совершивший преступление «по легкомыслию» [67] ГАНО. Ф. п-30 Оп.1. Д.1. Л.41–41 об.; ЦДНИТО. Ф.1. Оп.1. Д.4. Л. 146, 231,298 Д.5. Л.22. .

За посланцами губчека замечались и более серьёзные преступления. Е.В. Баев, до марта 1920 г. работавший членом Болотнинского ревкома, а затем получивший от Томгубчека назначение уполномоченным в с. Болотное, сразу повёл себя своевольно. Уже в апреле 1920 г. Болотнинский партком предложил чекисту отчитаться о работе «с представлением всех актов обысков и арестов», а на следующий день (видимо, не дождавшись исполнения этого решения), постановил судить Баева партийным судом за «вызывающее поведение». 29 апреля комитет РКП(б) постановил «назначить негласное расследование» в связи с материалами об «издевательстве над арестованными, а также о пропавшем неизвестно куда арестованном старике после выстрела Баева в отдельной комнате». На следующий день партком по докладу местного чекиста И.Я. Голубева постановил «немедленно т. Баева арестовать и продолжить расследование… т. к. замечены за Баевым признаки душевной ненормальности».

Однако чекиста сразу же отозвали к начальству. Уже 5 мая Баев спокойно вернулся в Болотное из Томска, сообщив, что глава Томского губчека М.Д. Берман счёл его арест совершенно неправильным и, рассердившись, постановил вообще упразднить отделение чека в посёлке, переведя Баева вместе с подчинёнными тому сотрудниками в распоряжение губчека. Вскоре власти Болотного просили губчека восстановить присутствие чекистов из-за крайнего обилия контрреволюционеров в округе, которые, в частности, пишут «странные надписи и знаки на заборах». С течением времени в Болотном было образовано политбюро, которым в 1921 г. руководил А.Я. Розенфельд [68] ГАНО. Ф п-30. Оп.1. Д.1. Л.28, 55,66–69 об, 91, 103. Д 2. Л. 16–16 об., 88 об .

Разнообразные злоупотребления отмечались в уездных чека Енисейской губернии. Первый председатель Канской уездчека А. Фролов уже в начале апреля 1920 г. был ненадолго арестован городскими властями вместе со всем составом чека (8 чел.). Его сменщиков постигла аналогичная участь. 17 июля 1920 г. начальник политотдела 5-й армии Литкенс телеграфировал в Омск: «Получил телеграмму о недопустимых методах работы Канской чека. Прошу воздействовать через Павлуновского». Глава Канского уисполкома В.Г. Яковенко осенью 1920 г. заявил властям губернии, что в уездную чека присылают «никуда не годных людей, которые творят в уезде беспорядки», что «уже 3-й раз приводит к аресту посланных». В ответ председатель Енисейской губчека Э.П. Белов заявил, что снимает с себя всякую ответственность за состояние уездных органов чека в Канске и Минусинске, поскольку «людей надёжных у него нет», а местные власти таковых не выдвигают и, напротив, без ведома губчека арестовывают красноярских посланцев. Аресту за пьянство был подвергнут помощником инспектора особых отрядов и почти весь состав Ачинской уездной чека, состоявший в основном из беспартийных и безработных [69] Там же. Ф п-1. Оп.1. Д. 125 Л.31 об.; Оп.2. Д. 1 Л.305; Ф. 1. Оп.1; Д 186. Л 75 об, 79 об, 91; Шекшеев А.П. Указ. соч. С. НО. .