Артур Мортон - Английская Утопия

Сон был для Морриса более, чем литературным приемом. Он мыслил в основном зрительными образами, а зрительная память его была, как мы знаем, изумительной. Естественно, что при таких свойствах у человека должны быть живые и реалистичные сны, и на первых страницах «Видения Джона Болла» Моррис рассказывает очень подробно, что с ним именно так и было, и он всегда видел очень отчетливые, цельные и стройные сны. Нет причины сомневаться в том, что в основе описываемого им лежал его собственный жизненный опыт и что в дальнейшем именно этот его собственный опыт определял в конечном счете ту форму, в которую вылились его оба больших социалистических романа.

Дж. У. Маккейл отзывается о «Вестях ниоткуда» тем покровительственным и пренебрежительным тоном, которым он всегда говорит о социализме Морриса:

«Любопытно, что этот наспех набросанный и преимущественно английский, страдающий национальными предрассудками роман был в качестве социалистического памфлета переведен на французский, немецкий и итальянский языки и за границей сделался популярнее, чем любые другие его более значительные работы в стихах и прозе».

Теперь кажется странным, что Маккейл, — который, несмотря на все ошибки, сделанные им как биографом Морриса, искренне любил и уважал его, — не видел того, что было очевидным тысячам рабочих во многих странах, а именно, что «Вести ниоткуда» были, как я попытался показать, результатом многолетней подготовки и размышлений, отлитых в форму, необычайно соответствующую таланту Морриса, и представляют венец и высшее достижение всей его работы.

Правда, это небольшая книга; верно и то, что она была написана быстро и чуть ли не между прочим в сутолоке разнообразных дел; также справедливо и то — и этого не могут переварить обыватели, — что она была написана для социалистического периодического издания и служила оружием в повседневной борьбе. Все это лишь доказывает то, что как будто не нуждается в доказательстве, но всегда забывается или отрицается, а именно следующее: Моррис отдавал все, что было в нем лучшего, рабочему классу и что, как бы велик он ни был вообще, основную долю славы ему принесла его революционная деятельность. В «Вести ниоткуда» Моррис более, чем в любую другую свою книгу, вложил свои надежды и знания, все им совершенное, и себя таким, каким выковала его жизнь, наполненная борьбой.

Это очень важно отметить, потому что хотя он формально сделался социалистом лишь в 1883 году, его жизнь и творчество составляют неделимое целое, протянувшееся без перерыва и отклонений от его ранних романов до социалистических трудов зрелого возраста. Моррис всю жизнь учился, углублял свое понимание мира и расширял свой кругозор, но ему ни от чего не приходилось отрекаться, поскольку на каждой новой ступени его настоящее было лишь исполнением его прошлого. От Раскина он научился рассматривать искусство (в широком смысле) не как особый род деятельности, производящей специфический род предметов роскоши, а как существенную часть всей жизни человека. «Искусством» было все, созданное людьми, свободными и находившими удовольствие в своей работе. Предметы искусства отличались от товаров коммерческого производства тем, что последние были сделаны без радости и по принуждению. Такой взгляд не мог логически не повести к критике современного общества, а Моррис не был человеком, способным отступить от своих выводов и не попытаться довести их до конца.

Так, он стал очень рано задавать вопрос: «Что нужно человеку, чтобы он был счастлив?» Поскольку он подходил к нему прямо и просто, не вкладывая в понимание счастья никакого мистического смысла или идеализма, то и ответы его были всегда простыми и материальными. В его представлении самым главным был дух товарищества, изобилие всего, что нужно в жизни — солнце, воздух, простор и радость в работе. Именно такую жизнь он рисовал, когда писал о людях Бург-Дейла.

«Они жили непринужденно и пользуясь радостями, хотя и без излишеств и несоразмерных желаний. Они занимались физическим трудом и утомлялись; и они отдыхали после работы, и пировали, и были веселы; завтрашний день не был для них бременем, и о вчерашнем не хотелось забывать; жизнь не позорила их, и смерть не была им страшна».

Ко всему этому надо прибавить еще одну черту. В одном из своих ранних рассказов «Свенд и его братья» (1856) он писал о народе богатом, сильном и многочисленном, владевшем всеми искусствами, обладающем всеми талантами:

«Не должен ли был король гордиться народом, который так много помогал миру достичь полного совершенства и даже надеялся, что его внуки увидят это?

Увы, увы! — король и священники, дворяне и горожане — все были рабами не в меньшей степени, чем самый ничтожный серв, и даже в большей мере, потому что они были ими по собственному желанию, а он серв — против воли».

Еще будучи молодым Моррис высказывает свое суждение о блеске и нищете викторианской Англии. С самого начала, и чем дальше, тем яснее, он видел, что человек может быть счастлив только в свободном обществе. Лучше всего он познал это на собственном опыте, так как сам обладал больше, чем какой-либо другой человек его времени, всем, что нужно, чтобы быть счастливым: силой и талантом, большими средствами, преданными друзьями и работой по душе. Что бы он ни предпринимал, он делал хорошо, и каждое его начинание приносило успех. Но он оставался неудовлетворенным, потому что не мог полностью наслаждаться тем, чем не могли наслаждаться все. «Я не хочу искусства для немногих, как не хочу образования для немногих или свободы для немногих», — писал Моррис.

Поэтому он начал изучать природу этой свободы, заниматься историей тех времен и народов, когда ее было как будто больше, и спрашивать, почему отсутствуют даже признаки ее в буржуазно-демократической Англии XIX века? Более всего он уделял внимания литературе и героическим временам истории Северной Европы и нашел, что самый свободный строй, существовавший когда- либо в мире, был в Исландии. Он очень быстро уловил основной факт, заключавшийся в том, что свобода в Исландии была результатом почти полного отсутствия классовых подразделений, а как только он осознал, что свобода означает уничтожение классов, он тем самым встал на путь сознательного социализма. Моррис был пламенным поклонником бесклассового общества, решившим искать и добиваться его всеми возможными средствами. Путь к нему он нашел в марксизме, избегнув тем самым тех разочарований и крушений, которые испытал в наше время Д. X. Лоуренс, пытавшийся разрешить тот же вопрос без этой руководящей нити. Моррис любил прошлое и понимал его лучше Лоуренса, но он никогда не совершал ошибки, пытаясь возвратиться к прошлому. Он посетил Исландию для того, чтобы вооружиться знаниями и силой для борьбы, но не для того, чтобы уйти от настоящего. Он знал, что бесклассовое общество будущего может возникнуть только из того, что существует сейчас и будет достигнуто только посредством классовой борьбы, иначе говоря — революции. Вследствие этого Моррис хотя и называл себя социалистом в общем смысле, но любил употреблять слово «коммунист», когда хотел уточнить, к какой категории социалистов он принадлежит. Моррис пользовался этим словом отнюдь не в качестве приятной исторической реминисценции, но совершенно точно, понимая полностью все, что оно за собой влечет. В 80-е годы называться коммунистом — значило следовать двум принципам, имевшим, как тот, так и другой, дурную репутацию. Коммунист прежде всего был сторонником Парижской Коммуны, в то время события совершенно свежего и предмета ужаса буржуазии, поскольку Коммуна была великим практическим примером диктатуры пролетариата. Моррис никогда не переставал защищать Коммуну и прославлять ее дела. Во-вторых, коммунист должен был принять учение Маркса, изложенное в Коммунистическом Манифесте. О Моррисе писали столько глупостей, что и сейчас еще необходимо подчеркивать, что он был марксистом в соответствии со своим пониманием марксизма, и всегда помнить, что в то время значительная часть трудов Маркса и Энгельса была недоступна английским читателям и что английский социализм находился практически еще на ранней ступени развития. Отсутствие того опыта — своего, английского, и международного, — какой у нас есть теперь, приводило к грубым ошибкам. Те, кто не признают за Моррисом права называться марксистом, делают это потому, что или настолько невежественны в марксизме, что не узнают его в том виде, в каком он обнаруживается в сочинениях Морриса, где он нередко выражен в весьма своеобразной форме, или же потому, что создали себе о Моррисе предвзятое представление, в защиту которого готовы исказить прямой смысл того, что он писал или говорил [77] Уместно привести пример подобного искажения. В своем сочинении «Уильям Моррис — пророк нового порядка в Англии» Ллойд Эрик Грей утверждает, будто Моррис писал «членам марксистской Социал-демократической федерации, что те, кто верят, что экономика «ножа и вилки» преобладает над «искусством и культурой»… не понимают сути искусства». Моррис же писал (в своей книге «Как я стал социалистом») как раз обратное: «Безусловно, те, кто заявляют, что вопросы искусства и культуры должны быть впереди вопросов «ножа и вилки» (а некоторые предлагают нам это), не понимают сути искусства или не понимают, что почвой его корням должна служить цветущая, не знающая тревог жизнь». .