Александр Немировский - Слоны Ганнибала

Вот еще один пращник, нашедший смерть в бою. Балеарцы оттащили его в сторону и перебили ноги дубинами. Теперь покойник не страшен: он не сможет явиться ночью и пугать живых. Но все же лучше завалить его могилу камнями. Так будет безопаснее.

С высоты холма Ганнибалу были видны вся дорога до закругленных холмов, огибавших озеро с севера, прибрежные камыши и спокойная серебристо-серая гладь озера. По облаку пыли можно было догадаться, что возвращается конница Магарбала. Вот уже видны всадники по обеим сторонам длинной колонны пленных. Судя по длине колонны, Магарбал захватил не менее пяти тысяч римлян. Но Ганнибал нетерпеливо вглядывался в даль. Может быть, он ждал Дукариона, которого послал найти труп консула? Да, ему хотелось взглянуть на человека, о котором он так много думал последнее время. Нет, это не тщеславие победителя, желающего насладиться зрелищем поверженного врага, а просто любопытство. «каков он этот Фламиний? Таким ли я его себе представлял?» Там, в низине, у самой дороги, воины уже роют могилу, в которую будет опущено тело консула. Пусть знает вся Италия, что он, Ганнибал, уважает храбрых и мужественных воинов, даже если они его враги.

Послышался конский топот. К Ганнибалу подскакал Дукарион. У галла было растерянное лицо.

— Обыскали все поле боя, тела Фламиния нет.

— Где же оно? — спросил полководец раздраженно.

— Не знаю, — ответил галл, пожимая плечами. — Я бы считал, что он скрылся, если бы сам не поразил его мечом.

Ганнибал ничего не сказал, но по его лицу было видно, что он недоволен.

Можно было подумать, что полководец расстроен только тем, что Дукарион не выполнил его приказания. Но Ганнибала тревожит другое. Он надеялся, что сразу после победы над римлянами к нему явятся старейшины италийских городов и предложат ему союз, продовольствие и воинскую помощь для похода на Рим. Но никто не являлся. Может быть, италийцы еще не знали о разгроме римлян или страх перед римлянами еще не выветрился после двух сражений и они ждут третьего?

Трепещут красные флажки на Яникуле [63] Яникул — римский холм . Претор Манлий, в отсутствие консулов считавшийся главой государства, созывал народ на Марсово поле, где, согласно обычаям предков, граждане собирались по центуриям. Каждая из центурий состояла из сотни вооруженных граждан от семнадцати до сорока шести лет. Среди тысяч римлян, сходившихся в этот день на Марсовом поле со всех частей города и окрестных селений, был и молодой Публий. На нем, как и на других гражданах его центурии, был блестящий бронзовый панцирь. В правой руке его был круглый щит, у пояса висел короткий меч, называвшийся гладием. После битвы при Тицине он прибыл вместе с отцом в Рим. Теперь отец уже не консул, а только лишь сенатор. Прирожденная гордость патриция, презрение к таким выскочкам, как Фламиний, заставили Сципиона удерживать сына при себе. Сципион не мог себе представить, что его сын будет служить под началом какого-нибудь демагога, обязанного своим выдвижением не знатности рода и не собственной доблести, а хорошо подвешенному языку. «Поверь мне, говорил он Публию, — когда войско возглавит настоящий полководец, тебе не придется сидеть дома».

Публию казалось, что отец несправедлив к Фламинию. Разве человек виноват, что его предки не патриции и у него в атриуме не шкафа с их восковыми изображениями? Разве история Рима не знает примеров величайшей доблести людей незнатных? И разве сам Фламиний своими победами над галлами не показал себя достойным высшей в республике должности консула? И все же отец оказался прав. Фламиний погубил римское войско. Правда, виной этому не его плебейское происхождение, а самонадеянность.

Перед центуриями римских граждан показался претор Манлий, сопровождаемый шестью ликторами. Претор поднял руку, призывая к вниманию.

— Квириты! — начал он. — Вам известно, что не впервые наши доблестные легионы вступают в схватки с Ганнибалом. Но из донесений полководцев к сенату не всегда можно установить, каков исход сражения. До вчерашнего дня мы считали, что римское войско не одержало решительной победы, но и не потерпело поражения.

Публий покраснел. Он понял намек Манлия. Ни отец, ни Семпроний не сказали сенату и народу правды о битвах при Тицине и Требии.

— Теперь консул Фламиний мертв, — продолжал претор. — Он не мог послать донесение сенату. Но, будь Фламиний жив, ему бы не удалось скрыть от римского народа гибель легионов. Наше государство в опасности. Обычаями предков консулу дозволено назначить диктатора. В городе теперь нет консула. Сервилий со своими легионами находится дальше от Рима, чем Ганнибал. Взяв это во внимание, сенат предлагает вам, квириты, избрать диктатора. После тщательного обсуждения мы остановились на имени Квинта Фабия. Народу предстоит решить, достоин ли Квинт Фабий диктаторских полномочий.

Квинт Фабий! Публий не раз встречал этого невысокого, слегка сутулого римлянина. Фабий часто приходил к ним домой в дни праздников, один или с супругой. В шумной компании гостей Фабий казался самым незаметным. Говорили, что когда-то он воевал в Сицилии и в землях лигуров, но сам Фабий никогда не рассказывал о своих победах. Фабий предпочитал слушать других и даже при явном неправдоподобии рассказов, когда трудно удержаться от неловкой улыбки, на лице его не было ничего, кроме доброжелательного внимания. Публий обратил внимание на то, что Фабий все делал с достоинство — здоровался, ел, мыл руки. В поведении его не было ничего напускного и неестественного. И все же Публий представлял себе иным человека и полководца, который победит Ганнибала. Он должен быть сильным, решительным, бесстрашным.

Народ приступил к голосованию. Первыми голосовали восемнадцать центурий всадников. Это были самые богатые граждане, которые, по обычаю предков, обязаны приходить в войско вместе с конем. Теперь многие из этих «всадников» не смогли бы сесть на коня без помощи раба. Это были крупные землевладельцы и торговцы, ростовщик и откупщики государственных налогов. «Всадник» стал почетным титулом, дающим право голосовать первым и носить на пальце золотое кольцо.

Вслед за всадниками голосовали центурии первого класса, к которому принадлежал и Публий. Граждане первого класса единодушно поддержали кандидатуру Фабия.

Вновь избранный магистрат должен был произнести речь перед народом. Обычно в этой речи благодарили за оказанное доверие и обещали приложить все усилия, чтобы его оправдать. Все ждали, что скажет диктатор.

Фабий предстал перед народом во всем величии своей власти — в пурпурной тоге, в окружении двадцати четырех ликторов. Речь диктатора была краткой: