Анджей Иконников-Галицкий - Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

Возникает вопрос: кто мог дать «добро» на арест высокопоставленного жандармского офицера, вхожего в личные апартаменты самого министра? Бонч-Бруевич не называет «заказчика». Но в связи с делом Мясоедова он упоминает о глубокой ненависти, которую питал к Сухомлинову тогдашний верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич. После благополучного завершения дела (Мясоедов был повешен) Николай Николаевич добился генеральского чина для Батюшина, а Бонч-Бруевича удостоил приглашения на обед и… сразу же перевёл его в Петроград, начальником штаба 6-й армии (некоторое время спустя – начальником штаба Северного фронта). Указания, данные при этом великим князем Бонч-Бруевичу, очень любопытны. Цитируем мемуары последнего: «Вы едете в гнездо германского шпионажа, – слегка понизив голос, сказал он мне, – одно Царское Село чего стоит… В случае надобности обращайтесь прямо ко мне, я всегда вас поддержу».

Назначая Бонч-Бруевича начальником штаба армии, главнокомандующий, словно забыв о военных действиях, ставит перед ним лишь одну задачу: искать врагов и шпионов в Царском Селе. Это упоминание о Царском – очень многозначительно: сосуд с двойным дном. В широком смысле речь идёт об императорском дворе и, конечно же, об окружении императрицы Александры Фёдоровны. Императрица и Николай Николаевич – давние враги, и вот, великий князь делает сильный ход: посылает в столицу своего человека, способного взять под контроль окружение императрицы. В узком смысле «Царское Село» – это лазарет Вырубовой, служивший конспиративной квартирой Распутина. Иносказательным образом великий князь даёт своему ставленнику указание: установить слежку за окружением императрицы и, в первую очередь, за Распутиным.

В 1915–1916 годах недовольство Николаем II и в особенности императрицей Александрой в кругах высшей государственной и военной элиты породило серию осторожных, не вполне оформленных заговоров, в которых так или иначе были замешаны и некоторые высшие военачальники, и депутаты Думы, и великие князья. Наиболее решительные заговорщики уже перешёптывались о необходимости отстранения императора; более боязливые стремились лишь удалить императрицу. Разыгрывается карта: «Александра – немка, покровительствует шпионам-немцам». В то же время, удобной фигурой как для компрометации царской семьи, так и для всевозможных закулисных переговоров становится Распутин.

В новой должности Бонч-Бруевич старается, арестовывает шпионов (и правильно делает), и – всё время характерный уклон: скомпрометировать окружение императрицы. В шпионаже обвинены (и притом так, чтобы обвинения стали известны обществу) придворные немцы: гофмейстер Экеспарре, член Государственного Совета Пилар фон Пильхау, камер-юнкеры свиты её императорского величества Брюмер и Вульф… И наконец, в контексте шпионских скандалов начинает звучать имя Распутина. Тут до прямых обвинений дело дойти не могло, всё же «друг государя», но работа ведётся. Внедряется в окружение «старца» агент: журналист, авантюрист, сотрудник охранки, связанный с революционной эмиграцией, Манасевич-Мануйлов. В общество забрасываются слухи о связях Распутина с германской разведкой… Тут же звучат глухие намёки на измену Сухомлинова… Не будем обсуждать, справедливые ли. Обвинение в шпионаже тем и удобно, что его трудно доказать и невозможно опровергнуть. Важно то, что все эти обвинения нацелены на «Царское Село».

Интересна в этой истории роль непосредственного начальника и главного покровителя Бонч-Бруевича, Николая Владимировича Рузского. Она двойственна. С одной стороны – друг Сухомлинова, соучастник и покровитель его киевского романа. Екатерина Бутович-Сухомлинова до первого замужества служила машинисткой в конторе брата Рузского, киевского адвоката. Есть основания думать, что через Рузских она и вышла в свет; через Рузских же познакомилась с будущим военным министром. С другой стороны, после начала войны Николай Владимирович всё отчётливее перемещается в лагерь Николая Николаевича, не порывая, однако, и с «Царским Селом». Выдающийся стратег, ловкий царедворец и хитрый человек, Рузский стремился быть незаменимым и для тех, и для других, то санкционируя аресты, производимые Бонч-Бруевичем среди окружения военного министра и императрицы, то открещиваясь от «шпиономании» своего начштаба, то отправляясь в полуотставку под предлогом болезней (действительных и мнимых), то возвращаясь в строй, занимая с каждым возвращением всё более высокие и важные посты в военном командовании.

С августа 1915-го до середины 1916 года ситуация странным образом меняется, усложняясь до крайности: Николай Николаевич снят с поста главнокомандующего и направлен наместником и командующим в Закавказье, подальше от Петрограда; в то же время и «Царское Село» слабеет, окончательно теряя опору в высших военных кругах. Компромиссный Рузский становится действительно незаменим; его назначают командовать прикрывающим столицу и потому особо важным Северным фронтом (ставка в Пскове, тылы – в Петрограде). Любопытно: кто советует государю назначить Рузского? Распутин! Известна его секретная телеграмма царю: «Народ всеми глазами глядит на генерала Рузского, коли народ глядит, гляди и ты». Откуда такое проявление любви? Распутин – для себя или для «Царского Села»? – ищет примирения с военными из окружения Николая Николаевича. Похоже, он готов идти на переговоры, а то и примкнуть к заговору.

Но «Царское Село» не хочет сдаваться. Слишком громкий скандал с камер-юнкерами Брюмером и Вульфом переполнил чашу терпения императрицы. Рузский в очередной раз «заболевает»; Бонч-Бруевич снят с должности начальника штаба фронта, но остаётся «генералом для особых поручений» при новом командующем фронтом Куропаткине, а после возвращения хитреца Рузского – снова при нём. Осенью 1916 года ему дано такое «особое поручение»: инспектировать работу контрразведки фронта и Петербургского военного округа. Не занимая официальной должности, он снова поставлен над контрразведкой, которой теперь руководит его проверенный соратник Батюшин. Плетя сеть вокруг Распутина, Батюшин и Бонч выполняют негласные указания далёкого Николая Николаевича и близкого Рузского. По линии контрразведки устанавливается слежка за Распутиным, за Вырубовой. Между тем Рузский негласно вступает в контакт с председателем Думы Родзянко, а через него – с думской оппозицией и с её вдохновителями Гучковым и Милюковым. Заговор ширится, петля вокруг «Царского» затягивается. Генерал Бонч-Бруевич активно помогает её затягивать, не зная, чем эта история закончится для династии, для страны, для него самого.