Морис Симашко - Искупление Дабира

И еще дальше, на самом краю, все смотрел кто-то в его сторону. Он сощурил глаза от солнца и увидел, что это иудейский экзиларх Ниссон.

Хорошо еще, что в нарушение правила не пришла на смотр войска Тюрчанка. Такое уже случалось, но сегодня соблюдала женщина закон...

Даже рукой как будто помахал ему назойливый иудей, и он отвернулся. Все вдруг замолчали, вытягивая шеи и вглядываясь в даль. Двадцать слонов с барабанами от сипахсаларов и эмиров войска выступили из Се-рахских ворот. Впереди мерно шагал большой белый слон, на котором были барабан и знамя сипахсалара державы. Слоны встали у башен, и Величайший Султан сделал знак рукой.

Гром больших барабанов нарушил тишину дня. В ту же минуту им ответили все барабаны войска, и небо словно бы потемнело от столь великого грохота. Взыграли одновременно большие и малые трубы, музыканты ударили в бронзовые литавры, а в начале поля возник сверкающий ряд лошадей и людей. Это шел на рысях развернутым строем первый -- Золотой хайль султанских муфридов...

Хайль за хайлем шли мимо, сверкали золото и сталь, вздрагивала земля от единого удара тысяч копыт. В одинаковые латы закованы были кони и люди, и одноцветные попоны с серебряными пластинами покрывали плечи всадников и лошадиные крупы. Красный султанский флажок трепетал на шлеме у каждого, а четкий ряд копий был словно врезан в небо. Порядок и мощь державы являло войско. И это было лишь начало...

Все происходило, как записано им в главе о парадах войска. Необходимы они, чтобы всякий человек ощутил себя лишь пылинкой в прахе перед государством. А одновременно пусть радуются и машут руками, потому что когда люди видят грозное войско, то подспудно просыпаются в них благие, полезные чувства. Очевидной становится несокрушимость этого правопорядка.

Он повернул голову, нашел глазами хитроумного имама. И даже сразу не понял, что происходит. Тот стоял посреди надимов и смеялся в свою неухоженную бороду...

IV. ОТКРОВЕНИЕ ШАГИРДА

У клумбы с тюльпанами он стоит, а тюркская жена султана подходит и берет его за руку. Царапинка у локтя сошла у нее, и только розовый след остался на белой коже. Маленький человек с пухлым лицом, который ходит всегда за ней, остается ждать в саду. Совсем рядом, за стеной, слышатся трубы...

Не выпуская руки, ведет она его к дому, где хранятся книги. Чисто промытым песком посыпана дорожка.

А навстречу вдруг выходит ученый имам в халате со звездами, и она улыбается ему...

Высоко под потолком лишь узкое окно, и темно кажется ему здесь после яркого солнца. Большие и малые книги с бронзовыми застежками стоят в нишах. Она вдруг берется за другую его руку и тянется к нему губой. Горячую влажность языка и зубы ее чувствует он.

Радостное тепло возникает в ногах, поднимается кверху. Грудь ее мешает стоять им так. Она переступает с ноги на ногу, толкая его коленом. Все безмерно напрягается, и тяжело становится ему дышать.

Тогда она отпускает его, быстро выбрасывает на пол что-то из ниши. Это кошма с круглыми солнечными разводами. И уже совсем раздетой подходит она к нему.

А он тоже уже без одежды и ложится на нее, сразу ощущая все, что знает у женщины. Но не дает она ему подумать об этом, покоряясь и требуя его снова и снова. Совсем уже вместе они, но опять и опять без перерыва происходит это, и оттопырена у нее губа...

Где-то стучат барабаны. Они лежат, откинувшись, и он смотрит без стеснения. Все такое же у нее, как у всякой женщины. Нет для него нового в этом...

Некий свет появляется от ее груди и колен, перебрасывается выше, и вся она уже светится. Он вдруг склоняется и начинает целовать у нее грудь, колени, бедра, золотые волосы. И нет ничего для него радостнее.

V. СУД ИМАМА ОМАРА

Чтобы лучше увидеть, пробирается он вперед. Невидимые руки хватают его. Он громко призывает бога в свидетельство, и мушериф поднимает плеть. Агай наверху отворачивается.

Боль от удара проникает в мозг, и вся сразу проявляется тяжесть агаевой пирамиды. Ревут карнаи, установленные на огромных стриженых верблюдах. С несокрушимой размеренностью движется войско. Форма обретает душу, и дрожь проходит по телу при виде ее торжества. Где-то в недрах теряется очищающий гул времени...

На дело рук и таланта своего смотрит с помоста великий дабир круглыми глазами. Неистовствуют барабаны. Железные кони и люди, покорные ритму, утверждают идею. Сияние завораживает, и все явственней слышится равномерный стук калама о дерево.

Только лошади в рядах изменяют цвета. Выдвинутые вперед сарханги и хайльбаши поочередно соскакивают перед помостом. Однообразно склоняются они, производя знак целования земли. Шлемы сдвигаются при этом, и словно в ошейник государства продеваются их крепкие бритые головы.

А он все ищет среди них того туркмена, что пел на горе у гябров песню исконной человеческой воли. Но одинаковы у всех лица. О пирамиду агая разбился юный тюркский порыв. Последний Великий Султан сидит, выхолощенный дабирами, и некому раздвинуть тысячелетние камни...

Уже не люди, а машины движутся в ряд, сверкая мертвым железом. По две пары лошадей впряжено в мечущие огонь аррады и по восемь -- в большие манджани-ки. Слоны везут на себе поджигающие дома кашкад-жиры, дивы, раваны с огромными ковшами. Таранящие стены караки волочатся по земле.

И вот ударяют сразу все барабаны, ревут большие и малые трубы. Единый восторженный крик вырывается у тысяч людей. Двенадцать бихарских слонов втягивают на площадь великий диваркан -- Разрушитель городов. Выше деревьев угрожающе покачивается его многоугольная башня, и нет стены в мире, за которой можно укрыться от него.

Вся^содрогается от непомерной тяжести старая площадь Йезден. Маленькими и одинаковыми становятся люди. Бога не существует. Все отчетливее стучит калам дабира, отмеряя жизнь. Ужас бытия без смысла и причины открывается ему. Агай смотрит с высоты помоста.

И вдруг видится некий свет. Опять, когда шел он сюда, встретилась ему в саду маленькая Туркан-хатун. Красивого шагирда вела она за руку, и понимающе улыбнулись они друг другу.

Веселый знак замены проступает на всем окружающем : на железных машинах, на войске, на лбу у тех, что сидят на помосте. Природа не терпит химеры. От собственной тяжести рухнет пирамида агая. Узкая полоска праха останется на площади Йездан.

Нарастающий гул времени снова слышится ему. Будто гигантский крот роется в недрах, обрывая прогнившие корни. И не в силах сдержать свою радость, смеется он в лицо агаю.

* ЭПИЛОГ *

I. СООБЩЕНИЕ ИБН АЛ-АСИРА '

485 года по старому от-1092 года по счету хри-так и не сделались все

Это произошло 10 рамадана счету хиджры, или 14 октября стиан. "Таблицы Малик-шаха" ленским календарем.