Морис Симашко - Мaздaк

-- Что вы думаете делать с рабами, если захотят равенства, хлеба, женщин ваших? Из плоти и крови рабы... Все сразу замолчали. Абба вспыхнул.

-- Ну и что же! -- закричал он, и отчаянность слышалась в его голосе.

Бурзой вдруг повернулся к Аврааму:

-- А ведь даже в вашей святой книге, к рабам обращенной и к равенству призывающей, сказано: "раб лукавый"... И это правда: родившийся в рабстве лукав, труслив и злобен.

-- И у рабов бывает смелость, -- заметил кто-то из диперанов. -Известна притча о рабе, который бросился на льва и жизнью своей заплатил за спасение господина. Разве мало таких примеров? Не всякий свободный способен на такое!

-- Да, свободный не способен на это, потому что собственная жизнь ему дорога. Не меньше чужой жизни ценит он ее, а жертвует лишь при желании. И смелость раба, про которую сейчас сказано, в безграничном его подобострастии. Смело заслоняет он в бою своего господина, смело бросается на льва вместо господина, смело ложится под палку, которой господин наказывает его. И терпит, смело терпит... Да, смелость раба -- это высшее выражение подлой, собачьей трусости!

-- Ну, и... всегда рабам быть такими? -- спросил Авраам.

Бурзой пожал плечами:

-- Семь поколений требуется прожить свободным, чтобы очистить кровь от этой мерзости... И в вашей книге тоже так сказано!..

Врач Бурзой уже успокоился и продолжал слушать других. Про рабов не хотели больше говорить и вернулись к указу царя царей и бога Кавада о раздачах из дасткартов.

-- Увидите! -- кричал Абба. -- Наши иудеи и христиане откупятся. Они дадут золото, и серебро, и зерно, только бы не трогали их главные торговые склады и мастерские. И будут говорить о братстве во Сионе, как будто Хисда бен Арика или Иошуа бен Гуна братья тому стоящему по колено в воде земледельцу, который задолжал им уже на семь лет вперед! Или, может быть, Авель бар-Хенанишо, первый купец Ктесифона, брат гун-дишапурскому ткачу-христианину, ослепшему от шелковой пыли!..

Диперан Лев-Разумник подтвердил, что действительно экзиларх мар Зутра и епископ мар Акакий обговаривали с вазиргом Шапуром положение иноверцев в новых условиях. Двадцать мулов с серебром от них было вчера разгружено на монетном дворе у эранамаркера Иегуды. Кроме того, от торгового товарищества выделяется пятьдесят тайяров и пятнадцать караванов по пятьсот мулов и верблюдов в каждом для царских перевозок хлеба. Они благодарили царя за освобождение от незаконных поборов со стороны великих.

-- Они еще выиграют от этого! -- воскликнул Абба задрожав,--Все... все надо отнять у них!..

Врач Бурзой уже улыбался, как обычно. Когда опять заговорили о великом дне, он вдруг спросил:

-- Что, если бы не нашлось азата, который снес голову Быку-Зармихру?.. Ведь народ, о котором столько говорим, побежал перед слонами. Он один повернул все, этот азат...

-- Если... Если!!..--снова вскипел Абба, считающий для себя необходимым занять место Розбеха в спорах. -- И Маздак один, и царь царей один. Но миллион людей пришло в Ктесифон за правдой. И гусары разъехались перед этим азатом: они ведь тоже народ. А сам азат -- разве не народ? Никто не знает до сих пор его имени!..

-- Да, это так,-- согласился Бурзой.-- А вот сами мы кто9 Кем себя считаем9 . Мы не пашем, не пасем скот, не куем железо, не сучим шелк А вот ездим теперь в красных куртках, плохо едим, не спим ночами И нанятые великими люди убивают нас на дорогах Зачем нам это. самому Маздаку, Розбеху, Аббе, Кабруй-хайя-му? Что в нас это? Кто мы?!

-- Благодарности хотите9 -- ядовито спросил Артак.

-- Я не о благодарности,--спокойно ответил врач Бурзой -- Всегда были, есть и будут такие люди, и я хочу объяснить место их в мире Сами они чем считают себя9..

Абба пожал плечами Много говорили о великих, которые увозят свои гаремы в дальние дасткарты или в горы, скрывают ценности, всячески оттягивают раздачу хлеба. Вокруг города и в самом Ктесифоне опасно стало ездить из-за гуркаганов. Настоящую битву устроили они недавно с азатами-деристденанами

Артак, Абба и Авраам ушли пораньше. Завтра им предстояло ехать в Хузистан -- самую голодную и близкую к Ктесифону сатрапию. .

III

Тот же армянин, смотритель почтового поста, поил лошадей. Авраам задумчиво смотрел на него. Когда-то он натер седлом язву, и старик принес ему травяной мази. Два года прошло с того времени. Неужели это он, Авраам, ехал здесь с израненной прутьями спиной?.. Почему поехал он сейчас в Нисибин, напросившись у эран-диперпата в помощь царскому посланнику для переговоров с ромеями?..

Всю предыдущую зиму занимался он хлебораспреде-лением, побывал в Хузистане, Мидии, в старом Фарсе, где могилы и рельефы великих Кеев. Из гробниц п колонн мертвого города Персеполиса таскали камни для заборов. Запустение ширилось в Эраншахре. Дасткарты не отбирались у великих, но рабы разбегались от них, шли в гуркаганы. Оливы и виноградники стояли неухоженные.

Накануне в дехе Исфандиара выделял он пшеницу и женщин из дасткарта голубого Фаршедварда, младшего брата убитого Быка-Зармихра. Десять тысяч олив были срублены там под корень: лучше бы распределили их между собой. Люди -- вастриошан, несмотря на указ царя царей, все равно смотрели на это как на чужое. В крови это у арийцев -- послушание и запрет на принадлежащее другим добро...

Легче всего оказалось с женщинами. Кроме двух, все дали согласие, которого требовал Маздак при определении их в дехканские роды и роды вастриошан. Наверно, очень плохой человек был голубой Фаршедвард. Сам он, боясь соседей -- азатов, сбежал после смерти брата на Север. Где-то там у него было еще одно владение с женами. Из его дасткарта отдали в селения восемьдесят одну женщину...

Авраам сам занимался этим. Ему помогали лишь младший диперан из округа -- рустака, старый мобед и кедхода -- староста селения. Одна из несогласных идти в другую семью женщин приходилась младшей сестрой Фаршедварду -- своему мужу. Она захотела остаться в своем роде, и кедхода обещал отвезти ее в дасткарт одного из мелких Каренов неподалеку. Другую женщину Аврааму с азатами пришлось везти в Ктесифон. Согдий-ка была она и пожелала вернуться домой. Но по дороге мул ее все прижимался к коню красивого сотника-азата, и после ночевки у кузни этот сотник отправил ее к себе домой, куда-то в Гилян...

Грудь и лицо маленькой согдийки видел Авраам у кузни. И слышал ночью, как грубо возился с нею сотник. Она вскрикивала и смеялась, как когда-то Пула за дверью. После этого и потянуло его в Нисибин...

Все уменьшилось в Нисибине: улицы, площади, дома. Даже водовоз Хильдемунд сделался ниже, и бочка его осела. Все так же шили верблюжьи седла не имеющие достатка студенты, по заросшему крапивой двору бегал и ругался мар Бобовай. На старом месте стоял столб с правилами академии" те же козлы под ними и пустые скамейки были вокруг, но и это не взволновало...