Константин Кудряшов - Александр I и тайна Федора Козьмича

Любезный братец, я ничего не могу сказать к вашему утешению. Теперь здесь только одни слезы и вздохи о потере нашего отца государя, у которого по анатомии нашли в голове на мозгу воды три унца; но внутренность его была так здорова, что надобно бы ему жить сто лет. Вот следствия крымского вояжа, о котором я вам уже писала, что он на открытом месте стоял без шляпы более получаса, где был жаркий день и пронзительный ветер, от чего он получил злую лихорадку, которая соединилась с горячкой, и наконец вся простуда остановилась в голове, чем и кончились его неоцененные дни для всей России. Мы теперь оплакиваем то, зачем от нас скрывали его болезнь до той минуты, когда уже потеряли в нем надежду, и зачем не пригласили здешних медиков, которые знают свойство крымской лихорадки. Видно, придворные медики боялись потерять славу и потому скрывали от публики положение нашего отца и государя, даже и от всех его окружающих, которых мы видели всякий день; и они нам говорили, что, слава Богу, государю лучше, только еще есть лихорадка: это мне сказал Логинов в субботу вечером, а на воскресенье в ночь государя приобщали, и уже его страданья продолжались с разными переменами до четверга, то есть до 19-го числа. Императрицу до сих пор милосердный Бог укрепляет, которую просили переехать к нам в дом, на что она не хотела согласиться и сказала князю Волконскому: «Я уверена, что вы разделяете со мною мое несчастие, но неужели вы думаете, что меня привязывала одна корона к мужу моему? Я вас прошу не разлучать меня с ним до тех пор, покуда есть возможность», — после чего никто не смел ее просить, и она оставалась целый день одна в своих комнатах, и ходила беспрестанно к телу без свидетелей; и когда он скончался, то она сама подвязала ему платком щеки, закрыла глаза, перекрестила, поцеловала, заплакала, потом встала, взглянула на образ и сказала: «Господи, прости мое согрешение, Тебе было угодно меня его лишить», и пошла в свои комнаты, где она уже дала полную свободу своим слезам. На другой день опять просил ее князь переехать к нам в дом, хотя на несколько дней, на что она согласилась, и уже 4-й день у нас; но она изволит ездить всякий день к телу и совершенно неутешна. Подкрепи ее, милосердный Боже! [9] Рукописное отделение собственных Его Величества библиотек. Шк. II, п. 6, к. 86, № 1041а.

Имеются также самые подробные сведения о бальзамировании тела императора Александра I. Они извлечены из воспоминаний состоявшего при графе Дибиче Николая Игнатьевича Шенига (ум. в 1860 году), которые были помещены в «Русском архиве» в 1880 году (III, стр. 267–326). Эти записки изобилуют интереснейшими подробностями о пребывании государя в Таганроге в 1825 году.

Между тем делались предположения любителями легенды, что государь, будучи больным, скрылся за несколько дней до своей кончины, что вместо него в гроб положено другое лицо (называлась даже по фамилии эта личность), уверяли, что императрица не присутствовала при его кончине и не видела его даже мертвым; забыли, что существуют гравюры, литографии и резные из кости картины, изображающие последние минуты жизни императора Александра I, на которых видны портреты всех лиц, с императрицей Елизаветой Алексеевной во главе, плачущих при последних минутах его жизни. Если допустить малейшую правдоподобность этих предположений, то все же надо считаться с фактами приведения их в исполнение, чисто с практической стороны. Государь, решившись на такое исчезновение, должен был иметь сообщников, нескольких или одного по крайней мере, или из числа приближенных, или со стороны императрицы, или из лиц его прислуги, или, наконец, из числа его врачей.

Кто же были те, которые находились вокруг Александра Павловича в Таганроге в ноябре 1825 года? Прежде всего его супруга, императрица Елизавета Алексеевна, для которой и было предпринято путешествие на юг России, ввиду шаткости здоровья ее величества. Как известно, императрица вскоре тоже скончалась, на возвратном пути в Петербург, в небольшом городе Белеве, 3 мая 1826 года. Из выдающихся приближенных в Таганроге находились: начальник Главного штаба генерал-адъютант Дибич, генерал-адъютант князь П. М. Волконский, верный спутник государя во все дни его царствования, генерал-адъютант А. И. Чернышев, давно пользовавшийся также доверием Александра Павловича. Из врачей были там: лейб-медик Виллие, доктор Тарасов и лейб-медик ее величества Стофреген. Сопровождали еще государя: вагенмейстер полковник Соломка, камердинер Анисимов, камердинер Федоров, лейб-кучер Илья Байков и другие низшие придворные служащие. При императрице находилась камер-фрейлина Е. П. Валуева, а также княгиня Софья Григорьевна Волконская, супруга князя Петра Михайловича.

Если бы государю пришла мысль незаметно скрыться, ему пришлось бы войти в соглашение с кем-либо из вышеупомянутых лиц, а кроме того, еще озаботиться о приискании покойника, могущего заменить его в гробу. Как ни фантастичен был бы такого рода замысел, но первая часть его, то есть исчезновение, может быть допустима на практике при безусловной охране тайны соучастниками такой драмы; что же касается исполнения второй части невероятно трудного предприятия, то есть замены государя каким-либо подходящим покойником, то нам кажется, что, придавая значение этому вопросу, мы вторглись бы в область уже просто баснословных сказок. Тем не менее нашлись люди, которые намекали, кого именно надо искать в этой роли заместителя в гробу царствующего императора.

Дело в том, что 3 ноября 1825 года, возвращаясь в Таганрог из Крыма, больной государь встретил, не доезжая Орехова, ехавшего из Петербурга с бумагами фельдъегеря Маскова; приняв бумаги, Александр Павлович приказал фельдъегерю ехать за ним по направлению к Таганрогу. По неосторожности ямщика Масков на каком-то крутом повороте был выброшен из перекладной и, ударившись о камень, тут же скончался…

Во время моих бесед с покойным Николаем Карловичем Шильдером он неоднократно останавливался на этом случае. После ряда усилий, чтобы найти кого-либо из потомков убившегося фельдъегеря Маскова, Шильдеру удалось напасть на след некоего Аполлона Аполлоновича Курбатова, профессора химии в Технологическом институте. Я лично пригласил профессора к себе, и вот что он мне передал в 1902 году, вскоре после кончины самого Шильдера. А. А. Курбатов приходился по матери своей внуком фельдъегеря Маскова, и у них в семье сложилось не то убеждение, не то предположение, что будто бы дед их Масков похоронен в соборе Петропавловской крепости вместо императора Александра I, что это предание ему, профессору, тоже известно и что дети Маскова допускали возможность такого предания. К сожалению, все дети Маскова давно умерли, их было пять, два сына и три дочери, также уже не было в живых отца А. А. Курбатова, Аполлона Митрофановича, скончавшегося в 1857 году, и его жены, Александры Николаевны, рожденной Масковой, умершей в 90-х годах. Сам профессор А. А. Курбатов (в то время уже пожилой человек) скончался в 1903 году. Других потомков как сыновей Маскова, так и остальных его дочерей мне удалось отыскать.