Алексей Мартыненко - Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого

И если в среднем по Сибири на эти деньги можно было купить несколько килограммов хлеба и несколько литров молока, то в Иркутской губернии, по словам все того же Якубовича: «…фунт мяса стоит 10 копеек, и «арестанты просто бедствуют»» (там же).

Этим их «бедствиям» сильно удивляется Солженицын, на своем горбу испытавший все прелести сталинских лагерей: фунт мяса на человека в день — таким умопомрачительным количеством съестного в стране победившего социализма и на свободе-то в те годы было не разжиться! А при «проклятом царизме», да и то в самых не богатых на кормовые местах, такою роскошью ежедневно потчевали даже в тюрьме…

Сравниваем с «доброй» заграницей, которую в отсталости устава о ссыльных не заподозришь никогда:

«…в саксонских и прусских тюрьмах заключенные получают мясо только три раза в неделю, каждый раз в количестве, не достигающем и 1/ 5фунта [80 г] …» [145, с. 297].

То есть в лучшем случае в количестве, ровно в пять раз меньшем! Да и то: лишь трижды в неделю!

Так что очень не зря считается, «…что германские тюрьмоведы боятся быть заподозренными в ложной филантропии…» [145, с. 297].

Вот теперь, вальяжно обглодывая косточки нами обнаруживаемых в русских тюрьмах избыточных мясных фунтов, выковыривая застрявшие косточки из десен, можно и пофилософствовать: по какую сторону нашей государственной границы находилась та самая пресловутая «тюрьма народов».

Но и это еще не все прелести сравнения жизни каторжан с жизнью арестантов западноевропейских тюрем. Ведь Антон Павлович сообщает не о скрученных бечевою по рукам и ногам несчастных арестантах, но о вынужденных поселенцах острова Сахалин, которые сверх вышеуказанного могут наловить рыбы, насобирать грибов, а картошки-то, картошки насажать… И которые, в подавляющем своем большинстве, вообще ничего не делают. А сидят на берегу и с грустной миной вглядываются вдаль — срок, так сказать, «мотают».

А вот что творилось в период «мрачного» царистского «мракобесия» в самой что ни есть «глубине сибирских руд». И все, между прочим, на том же самом ужаснейшем краю света — Сахалине:

«Рудничные арестанты в четыре летние месяца получают усиленное довольствие, состоящее из 4 ф. хлеба [1,6 кг] и 1 ф. мяса [400 г] …» [145, с. 302].

Так что очень не зря царские тюрьмы никогда с курортом не сравнивали: на курортах по полкило мяса на день не отваливают. Там рацион все же несколько поскромней.

Вот как жилось каторжанину на много руганной большевиками царской каторге!

Но и это было еще не все:

«…сахалинские врачи… заявили, что, ввиду условий работ на Сахалине, сурового климата, усиленного труда… отпускаемого теперь довольствия недостаточно…» [145, с. 302].

То есть с полкоровы на год — это, как теперь выясняется, нашей либеральной медициной забраковывалось. Требовалось нормы для особо опасных преступников особо увеличить!

Что здесь сказать? Такая вот у нас на поверку была тюрьма…

А вот как царское правительство одевало арестантов:

«Каторжным, как мужчинам, так и женщинам, выдается по армяку и полушубку ежегодно…» [145, с. 303].

Ну это просто Клондайк! Если бы имелась машина времени, то весь совок, в полном своем составе, прознав, где такой дефицит раздают, разом ринулся бы на царскую эту каторгу — за полушубками!

Но и по части обувки там творился такой же «безпредел»:

«…в год четыре пары чирков и две пары бродней…» [145, с. 302].

То есть и по этой части — кум королю…

Куда им такая прорва обувки?

А это чтоб шлындать по берегу взад и вперед, вглядываясь вдаль на чуть заметную полоску материка, и соленую слюну точить с извечными этими самыми воздыханиями об утерянной своей свободе горемычной.

И если принять на веру некрасовские завывания, то становится достаточно странным то обстоятельство, почему же это никто в этой самой ими столь усердно руганной переруганной царской России, столь якобы забитой и зашуганой, нищей и убогой, в каторгу угодить почему-то не слишком-то и стремился. Ведь у нас, в представляющей собой сладкие грезы демократической дореволюционной общественности России — свободной от царизма стране — стране Советов, даже телогрейка и та на два года выдавалась. Но это «на свободе». А у них, то есть в «тюрьме народов», даже на каторге (!), — ежегодно по полушубку! И по полкило мяса на день с двумя буханками хлеба — в рудниках…

Так как же питались и одевались русские люди в те руганные переруганные всеми времена на свободе?

«В середине семнадцатого века четырнадцатимиллионное население России составляло лишь половину совокупного населения Франции и Англии (27 миллионов человек). К 1800 г. соотношение изменилось в пользу России (36 миллионов Против 39 миллионов Англии и Франции). Соотношение еще более изменилось в пользу России к началу нашего века (129 миллионов против 79 миллионов)» [141, с. 6].

То есть не слишком-то людские порядки, царящие в Западной Европе, обуславливали и достаточно невысокий процент прироста там населения. Таковы плоды бытовавшей у них этой всеми теперь воспеваемой якобы самой человечной из человеческих культур.

Но вот чем следует объяснять столь разительное несоответствие их системы общежительства с нашей. У нас:

«Преднамеренно никто зла не творил. А отдельные преступления потому и вызывали такой большой резонанс, что случались сравнительно редко. На чистой белой скатерти и пятнышко заметно» [72, с. 54].

Это пятнышко и попытался размазать в огромное пятнище наш главный «правозащитник» XIX века — А. П. Чехов. Но результат его исследования, что и понятно, оказался совершенно противоположным задуманному и указывает теперь на полную абсурдность выдвигаемых желтой прессой тех лет обвинений в отношении правопорядков дореволюционной России. Но и по сей день в этом плане ничего не изменилось: богатый Запад, жирующий за счет всего остального мира, трясется за свою жизнь и жизнь своих детей, которых воруют, сажают на иглу и т. д., и т. п. Мы — другое дело: «…русский менталитет, русское Православие, русская социальная защищенность — вот, пожалуй, единственная сила, которая еще может спасти мир» [72, с. 54].

То есть наша способность противостоять агрессии что внешней, что внутренней является единственной альтернативой постоянно возводимой Западом тюрьмы, чей конечный смысл — воцарение антихриста.

Вот теперь и постараемся подытожить все нами рассмотренные величайшие свершения, которые последовательно довели нашу страну до ее сегодняшнего состояния.

Самым великим из «творений» Петра является введение им даже не феодальных, но именно рабовладельческих отношений на единственной свободной от данного недуга части планеты — Русской Земле. И особенность внушенного нам мифа о «реформаторе» — полное никем непонимание смысла произведенных Петром реформ. Но всему виной его слишком ранняя смерть от дурной болезни. В противном случае, думается, Петр доказал бы, что с его нововведениями не только к рабовладельческим отношениям, но и к каменному топору можно было бы очень быстро и без задержек опуститься. А там и к людоедству приступить — ведь столько вкусных тел стрельцов он некогда без голов на площади без какого-либо применения побросал, да по кремлевским стенам поразвешал. Чувствуется, что дай ему Провидение времени до конца отточить намеченные им пыточно-палаческие мероприятия, то не ушла бы от его топора живой ни одна человеческая душа. Тогда бы он доказал, что отнюдь не зря в народе звался антихристом.