Хорхе Анхель Ливрага - Театр мистерий в Греции. Трагедия

Трагики V века до нашей эры «подняли перчатку» и воспели в «славной песни» замысел богов и последовавшие за ним события. Таинственное предначертание свершилось. Своими мечами ахейцы и троянцы открыли древние источники красоты искусства, вызванные к жизни еще более древними чудесными событиями. Великий трагик Эсхил заглянул в эпоху, возвращающую нас к доисторическим временам, и рассказал в «Прометее прикованном» о том, как человек, благодаря совершенному Прометеем «похищению», получил физический огонь с неба и Огонь разума с Олимпа.

Об этом трагико-магическом элементе, который наполняет жизнь, о постоянном повторении событий Нортоп Фрай* скажет: «Без этого поэзия (трагическая) – это лишь инструмент для выполнения различных социальных задач, средство пропаганды, развлечения, поклонения или поучения. Когда же этот элемент присутствует, поэзия приобретает ту силу, которую она не теряла со времен „Илиады“: силу, основанную, как и в науке, на видении Природы как безличного порядка».

Внимательный читатель Гомера и трагиков, особенно Эсхила, обнаружит, что многие характеристики божеств в трагедиях не всегда совпадают с их оценками в «Илиаде» и «Одиссее». А некоторые черты кажутся противоречивыми.

Это возвращает нас к эзотерической и экзотерической концепциям религий. В то время как первая остается неизменной, вторая до определенной степени адаптируется к эпохе. Поэтому каждый мыслитель или художник получает достаточную свободу выражать то, что он считает наиболее важным для своих современников, или просто то, что произвело наибольшее впечатление на него самого.

Основная тема Эсхила – это грех ( hybris , или «чрезмерность») и его последствия. Игра поступков и последствий, которые они порождают, заставляет нас вспомнить о понятии «карма» у индусов, но мы не согласимся с теми, кто утверждает, что здесь имеет место подражание. Причина сходства гораздо проще: поскольку эзотерическая часть всех мистериальных религий всегда одна и та же, то и ее проявления неизбежно должны быть схожи.

Эсхил прямо и откровенно выразил сомнения человека невежественного и непосвященного, взглянув на мир его глазами. Вместе с ним мы задаемся вопросом: почему хорошие люди так несчастны, а дурные счастливы? Существует ли где-то там, за пределами видимого, Справедливость, дарующая какую-то награду или наказание и далекая от земной жизни? Являются ли боги чистыми энтелехиями*, или же им, как и людям, присущи страсти и недостатки? Страдают ли боги из-за своих недостатков, если они у них есть? Свободны ли боги?

Мудрый и одновременно лукавый, Эсхил, посвященный в Элевсинские таинства, впервые явно ставит вопросы, которые осознанно и подсознательно волновали народ, и в то же время умалчивает почти обо всех эзотерических обстоятельствах – они по самой своей природе не могут быть должным образом усвоены людьми, которые заняты повседневными делами и лишь в исключительных случаях обращаются к трансцендентному.

С другой стороны, он предпочитает наставлять людей, давая почувствовать, что несчастье не всегда кара: иногда это очищение, которое облагораживает того, на чью долю оно выпадает. Самые великие люди, герои и полубоги переживают чудовищные страдания, сила которых соразмерна с их собственной, благодаря чему их духовные потенциалы растут и крепнут. Наставления эти были важны не только для профанов, но и для посвященных, и поэтому мы видим, что влияние Эсхила распространяется среди пифагорейцев и явно вдохновляет великого Вергилия в IV эклоге. Через века проходит не раз повторяющийся у Эсхила образ возможного «искупления», которое основано на усвоении опыта циклов постоянных возвращений и на изначальной доброте Бога, находящегося за пределами мира и людей, и богов.

Как мы видим, Эсхил во всех своих произведениях делает акцент на поиске справедливости, на понимании процессов, происходящих в космосе и в человеке, на тех силах и духах, которые управляют жизнью. На неумолимой Судьбе, которая преследует нас, подобно тени в солнечный день. Весьма возможно, что благодаря Мистериям он познакомился с трудами досократиков, сегодня почти полностью утраченными, а также с могучей мыслью Солона, утверждавшего, что всякое явление обусловлено. Повторяя размышления Солона о невзгодах человека, Эсхил говорит, что тот, кто обладает многим, жаждет вдвое большего; что безмерность аппетитов ведет к греху чрезмерности ( hybris ), а чрезмерность – к разрушению, гибели прежде всего через até (слепоту), которая сбрасывает человека в пропасть, разверстую его собственными вожделениями. У Эсхила эта слепота становится подлинным пафосом , роковой страстью, фатальностью, которая влечет смертных к катастрофе, отчаянию и невыносимым страданиям.

Бесполезно искать, особенно в сохранившихся фрагментах произведений Эсхила, точное значение понятий moira, hybris и diké . Более того, не исключено, что такая неясность была намеренной: возможно, великий трагик что-то скрыл, словно загадал величайшую загадку, а общие идеи приспособил к требованиям «сюжетов» и «персонажей».

Однако, скромно довольствуясь хоть сколь-нибудь достоверными результатами, мы попробуем сделать основной анализ того, что хотел сказать Эсхил.

Мойра ( moira ) – это Рок, темная и таинственная Сила, о которой люди не должны задавать слишком много вопросов… хотя они и не могут избежать их. Это одновременно и Божественная Воля, и воля каждого персонажа или, по крайней мере, главного героя. Это Судьба, и Эсхил устами Прометея ставит ее выше самого Зевса.

Чтобы избежать присущего нашему веку искаженного восприятия так называемой «греческой мифологии», будет уместно пояснить, что для греков классической эпохи Зевс не был богом-Абсолютом, а был похож на бога-творца из иудейского Ветхого завета, Иегову, и, следовательно, был подвержен соблазну мести, гнева и милосердия. Зевс-Зен у греков или Адонаи («Господин непроизносимого имени») у иудеев гораздо выше всего этого. Только с приходом христианства и его развитием во II и III веках Иегова стал идентифицироваться с Абсолютным Богом, единым и триединым одновременно.

Мойра указывает каждому человеку его долю счастья и несчастья, она одновременно и надежда, и предостережение. Когда человек выходит за пределы назначенного ему Мойрой, он впадает в hybris , неумеренность, разновидность «греха».

И тогда на виновного падает вся тяжесть Дике – закона справедливости и воздаяния, устанавливающего очистительное наказание, которое должно восстановить моральную экосистему… «Да свершится со свершившими».