Хорхе Анхель Ливрага - Театр мистерий в Греции. Трагедия

Древние, прекрасно зная о существовании подземных ходов, скрытых рек и необычных источников, вполне могли использовать их, чтобы усиливать парапсихологическое и духовное воздействие своих возгласов, танцев и песен, имевших «мантрическую*» силу.

Чтобы понять феномен трагедии, мы должны очистить сам этот термин от сопутствующих ему сегодня значений, которые роднят его с болью, страданием, несчастьем. Разумно вспомнить также, что шкала моральных ценностей у греков классического времени и степень влияния на них материальных и психологических обстоятельств весьма отличались от современных. Например, трусость и малодушие в битве считались очень серьезным проступком и внушали большее отвращение, чем воровство или супружеская неверность. С другой стороны, как мы уже упоминали во вступлении, дух группы, рода или семьи естественным образом довлел над чувствами и желаниями отдельного человека. Пытаться судить о нравственных ценностях, пронизывающих трагедию, с помощью шаблонов и норм, взятых из христианства, иудаизма или ислама, – такая же ошибка, как судить об обычаях и верованиях, царящих в современных Риме, Иерусалиме или Каире, с позиции древнего эскимоса.

Согласно Аристотелю, трагическим является то, что посредством страха и сострадания очищает душу от тех или иных страстей. Но трагический ужас – не то мелочное и эгоистическое чувство, которое мы испытываем, сталкиваясь с физическим злом. А трагическое сострадание – это вовсе не то доброе, но обыденное чувство, которое вызывает в нас вид чужого страдания, когда мы им проникаемся.

Трагический ужас вызывается созерцанием того, как Космическая гармония, отраженная в нравственном законе, нарушается по вине одержимого страстями человека. Трагическое сострадание способны вызвать в нас только те персонажи, которые движимы благородной и великодушной идеей. Мы можем испытывать его только становясь свидетелями борьбы между человеческими страстями – похожими на демонов, вселившихся в душу, – и вечными Универсальными Законами, которые должны сдерживать, умерять нас. Или же мы можем испытывать сострадание, когда видим физическое страдание или уничтожение человека в момент триумфа его морального достоинства. Увы, аристотелевское описание дошло до нас через ряд копий, и, по мнению многих специалистов, в нем осталось мало от оригинала. Но, конечно, основные представления, изложенные выше, – это позвоночный столб «параферналий*» всех версий и всех переводчиков.

Дионис-Вакх

(из книги: A description of the collection of ancient marbles in the British Museum, I–XI, London, 1812—61)

Мы цитируем Аристотеля не потому, что он лучше всех описал трагедию. Просто нам приходится иметь дело с фрагментами, и самый большой из них принадлежит основателю Лицея. Это нисколько не умаляет его заслуг, но и не доказывает его исключительности. При том влиянии, какое трагедия оказала на греков, а потом и на римлян, можно думать, что тысячи интеллектуалов на протяжении почти тысячи лет обращали на нее свое внимание. Но сшитый из лохмотьев покров Средневековья пропустил сквозь свои прорехи слишком мало древнего света Классического мира, да и тот на протяжении долгого времени подвергался гонениям и искажениям. Если до нас и дошла значительная часть 37-томного труда Плиния Старшего «Естественная история», то лишь потому, что он скомпилировал произведения (порой фантастические) почти пятисот древних авторов. Книга Плиния, включившая рассказы путешественников, истории о гигантах, летающих конях, людях без лица, снискала расположение средневековых копиистов. Они, как и их читатели, приняли на веру всю эту мешанину порой сенсационных чудес и предали забвению, если не огню, тысячи трудов по философии, науке, литературе и религии.

Конечно же, каждая историческая эпоха имеет свои положительные стороны и возможности возобновления, но то, что известно нам сегодня, не оставляет сомнений в том, что до последних дней вышеупомянутого Средневековья Европа была погружена в суеверия и грязь и лишь эксплуатировала остатки блестящего прошлого. Разграбление Константинополя и контакт с арабами и Востоком в целом во время Крестовых походов (из которых лишь первый заслуживает этого названия) стали той каменоломней, откуда были взяты новые элементы, позволившие развеять сумеречный покров Средневековья – вначале в Италии, благодаря ее прямым морским контактам, а затем и во всей Европе. Но это произошло слишком поздно, и уже упоминавшееся Возрождение оказалось возрождением больше по форме, чем по духу, а вскоре его и вовсе прервала сектантская борьба Реформации и Контрреформации.

Это очевидное отклонение от темы потребовалось нам для того, чтобы объяснить ее как можно ближе к правде.

Само слово «трагедия», восходящее к Элевсинским мистериям, произошло от tragos «козел» и oda «песнь» и возникло непосредственно из эпических сказаний о Дионисе-Вакхе. Современник Солона Феспид, насколько мы знаем (и не знаем), воплотил события, связанные с гимном, в сценическое действие, введя диалог между актером и хором, который танцевал, пел и время от времени ритуально представал перед алтарем. Постепенно действие усложнилось, число актеров увеличилось, начали применять древние мистериальные маски с рупором, которые изменяли и усиливали звучность человеческого голоса. Появились специальные костюмы, бутафория, котурны – башмаки на высокой подошве, подмостки и сценические приспособления, и все это придавало представлению характер, подобающий для публично отправляемого культа.

Софокл

(498–406 гг. до н. э.)

Фриник, Пратин и Керил совершенствовали это искусство, до тех пор пока Эсхил, которого мы выбрали для нашей работы в качестве образца, не представил миру подлинную трагедию как театральный жанр. Эсхил жил приблизительно между 525 и 456 годами до нашей эры. Его идеи и замыслы были грандиозны и во многом, откровенно говоря, остались непревзойденными. За ним последовали Софокл (498–406 гг. до н. э.) и Еврипид (480–406 гг. до н. э.), которые завершили формирование лучшего, что было в греческой трагедии.

Еврипид

(480–406 гг. до н. э.)

Эти трагики создавали свои произведения в форме трилогий, венчавшихся сатировской драмой* , которая была призвана выводить публику из особого духовного состояния и возвращать ее в обычный мир. Поэтому их труды получили название тетралогий* .