Хорхе Анхель Ливрага - Театр мистерий в Греции. Трагедия

Другие элементы и приспособления утеряны, должно быть, уже безвозвратно, то ли из-за связанной с ними тайны, то ли из-за безжалостно разрушившего их времени. От них нам остались только отдельные названия, смысла которых мы точно не знаем, или рассказы, в которых правда неизбежно смешивается с очевидным вымыслом. А здесь, как и в других подобных случаях, лучше хранить молчание, раз нет ни малейших доказательств того, что мы могли бы рассказать, а представить подобные доказательства современному читателю, увы, невозможно.

Мы советуем читателю вернуться к прологу этой небольшой книги, поскольку, как гласит древняя герметическая мудрость, крайности неизбежно сходятся.

Мы прекрасно осознаем, что умолчали о многом, связанном с религией (сейчас ее называют мифологией) греков V века до нашей эры, или о том, что дополняло трагедию. Например, мы могли бы привести эпизод с Капанеем*, который участвовал в походе «семерых» против Фив и был испепелен молнией Зевса у стен осажденного города, а также странное самоубийство его жены Эвадны. Но собрать все подобные примеры, пусть даже немногочисленные, не было целью этой книги, которая посвящена Театру Мистерий в одном из его аспектов – трагедии, а именно трагедиям Эсхила.

Наша молодежь, молодежь конца XX века, охотно возвращается к Природе, поскольку она разочаровалась в технике и самых разных системах, которые заполонили нашу планету и отравили буквально всё, причем не только в чисто физическом смысле.

Давление, которое оказывают на людей телевидение, радио, кино и другие электронные и весьма изощренные средства контроля за массовой информацией, очень велико. Смертельно раненный материализм все еще достаточно силен, чтобы манипулировать мыслями и верованиями миллионов людей, а ведь именно мысли и верования в конечном итоге правят, или, вернее сказать, управляют судьбами мира.

Но постепенно всё естественное, всё подлинно человеческое обязательно вернется, а применение техники не заставит человека впадать в hybris , страшный грех чрезмерности.

В свою очередь, следует ожидать и ухода от того театра, который обращается только к самой низменной тематике и отражает ее в самой непристойной манере (и кое-где это изменение уже чувствуется). Это относится и к театру политизированному, где действуют ходульные, далекие от действительности персонажи, и к тому театру, где, желая показать человеческую натуру, демонстрируют лишь «насилие ради насилия», не давая никакого нравственного урока и не предлагая никакого вывода, который можно было бы сразу же использовать для улучшения и облагораживания души зрителя.

Под именем «театр для всех» возник театр, который никогда не выйдет за рамки эксперимента и, следовательно, будет понятен лишь тем, кто создает его в своих студиях и лабораториях.

Очевидно, что сейчас мы ведем речь не о театре как шутовском фарсе, цель которого – просто заставить публику смеяться. Такой «театр» в лучшем случае может быть худшей из форм коллективного катарсиса публики, которая выплескивает свои садистские инстинкты, смакуя изображаемые актерами физические или душевные страдания людей, попавших в неловкую ситуацию, их неудачи и позор.

Мы говорим сейчас о тех, кто, исполненный доброй воли, обуреваемый надеждами, поднимается на волшебные подмостки – и сталкивается с полным отсутствием духовных, психологических и физических средств, поскольку полагает, что игра огней рампы может заменить все те обстоятельства и сюжеты, которые предоставляет нам жизнь.

Инициатический театр предлагает нечто большее.

Театр, в котором персонажей больше, чем актеров, основывается на перевоплощении душ, которые в одном акте играют роль короля, а в следующем, возможно, нищего. Но Душа всегда остается вне любых масок и облачений. Инициатический театр создается не только для зрителей, но прежде всего – для самих актеров, которые таким образом посвящаются в Малые мистерии. И именно участие публики заставляет их жить с той интенсивностью, которой не удается достичь в повседневном существовании. А постоянные воплощения и перевоплощения персонажей помогают им осознать и пережить то неизменное, что лежит за пределами изменяющихся обстоятельств.

Но почему нужно вновь обращаться к греческой трагедии, а не посвятить себя чему-то совершенно новому? Да просто потому, что ничего абсолютно нового не существует. Космическая ракета – это не более чем набор деталей, клапанов, электрических цепей и горючего. Все это существовало всегда, но по отдельности или в других сочетаниях. Самый сложный компьютер – всего лишь слабое, несовершенное подобие человеческого мозга; возможно, он даже не превосходит мозг обычного млекопитающего, поскольку программа компьютера гораздо менее гибка и подвижна, а отсутствие жизненной зависимости от окружающего превращает его в простой предмет.

Чтобы двинуться дальше, чтобы создать Новый Театр, который необходим Новому Человеку, мы должны со всей скромностью вернуться к тем истокам, откуда в древности возникло то, что было новым для своего времени. И добавить еще одно – свое – звено в длинную цепь, связующую нас с прошлыми поколениями и позволяющую устремиться в будущее, к нашим потомкам – физическим, культурным и духовным… которыми, согласно древним учениям, будем мы сами. Как мы же и были теми, кто проживал ту историю, о которой мы сегодня читаем.

Театр – это Жизнь, где все мы являемся актерами, а когда придется – и зрителями, а быть зрителями в этом Театре – тоже особая роль. Так что в каком-то смысле все мы актеры и стремимся как можно лучше исполнить свою роль на сцене или в зрительном зале.

Так, значит, Театр – это фарс? Видимо, да. Как и сама жизнь… Игра меняющихся, как в калейдоскопе, чувств и мыслей, печалей и радостей, встреч и расставаний, дней и ночей, зим и лет, жизней и смертей. Но для нас, смертных, эта реальность – единственная, и с ее помощью мы поднимаемся к нашему внутреннему Акрополю и очищаемся, совершая омовение и освобождаясь от пыли дорог.

Мы начали с Трагедии не только потому, что это самая древняя форма греческого театра, но прежде всего потому, что она теснее других связана с Богом. А современное человечество, особенно молодежь, жаждет Бога. И дело не в том, что наша природа излишне религиозна. Брошенные в наше теперешнее воплощение, получившие свою роль в этом действии, в этой пересохшей пустыне, где только безумцы и одержимые, только фанатики и наркоманы порой поднимают глаза к небу, оказавшись на обочине нынешнего материалистического общества, – мы хотим вновь обрести божественный жезл, попавший под копыта мчащейся вскачь истории, и восстановить мир-театр, более мудрый, добрый и справедливый.