Николай Малишевский - Польша против Российской империи: история противостояния

О чем долгом считаю довести до сведения в. сиятельства.

Сего числа в 10 ч утра на торговой площади в Вильне при многочисленном стечении народа казнен смертию повешанием дворянин Гродненской губ. кандидат С.-Петербургского университета Викентий Константин Калиновский, проживающий в Вильне под разными именами, а последнее время под именем Игнатия Виторженца.

Калиновский, один из главных деятелей тайной польской организации на Литве, был сначала комиссаром Гродненского воеводства, потом секретарем при главном комиссаре Литвы Несторе Дюлоране и, наконец, после бегства последнего в августе минувшего года, приняв на себя обязанность главного руководителя мятежа в крае, издавал от имени польского жонда революционные воззвания и распоряжения, выдавал номинации начальникам шаек, снабжал их деньгами и был в постоянных сношениях с революционным правлением в Париже и Варшаве.

О чем почтительнейше имею честь донести в. с. За отсутствием штаб-офицера начальника виленской жандармской команды штабс-капитан [подпись].

Перевод с польского

Приказ от польского правительства над всем краем литовским и белорусским к народу земли литовской и белорусской

Вы, верно, слышали, что теперь установлено польское правительство, что это польское правительство отдает вам безо всякого выкупа и чиншей ту землю, на которой сидели ваши отцы и деды, что это польское правительство дает вам настоящую свободу, как у французов, где никто не смеет обижать простого человека, что это польское правительство возвратит еще вашу давнишнюю справедливую веру дедов и прадедов?!

Морочит вам голову москаль, толкуя, что это паны поднялись, чтоб возвратить снова барщину, — он хочет воду замутить, чтобы в мутной воде по-старому рыбу ловить. Но дело наше — не дело панское, а справедливой свободы, которой ваши деды и отцы издавна ждали и которую москаль с кровопийцами вашими задержать хочет! Дело наше — это дело такой свободы, которую сам бог, придя на этот свет, хотел установить и за которую пролил свою кровь святую и терпел крестные муки!

Но миновала уже барщина, миновала ваша обида, и никакая сила ее не вернет- ни московская, ни дьявольская! Теперь настало такое время, что каждому будет отмерено так, как он сам себе отмерит. Пан будет плохой — пана повесим, как собаку! Мужик будет нехороший — и мужика повесим, а усадьбы их и села обратятся в дым, и будет справедливая свобода, потому что этого сам бог уже хочет и пресвятая богородица!

За вашу долю кровь проливают справедливые люди, а вы, как те Каины и Иуды Искариотские, добрых братьев продавали врагам вашим!

Но польское правительство спрашивает вас, по какому вы праву смели помогать москалю в нечистом деле?! Где у вас был разум, где у вас была правда? Разве вспомнили вы о страшном суде божьем? Вы скажете, что делали это поневоле, но мы люди вольные, нет у нас неволи, а кто хочет неволи московской — тому мы дадим виселицу на суку.

Однако справедливое польское правительство на Литве и Беларуси, принимая во внимание:

что москаль, господствуя над вами и грабя вас сам да позволяя каждому грабить, не учил вас ни читать, ни писать;

что вы сегодня глупые, как овцы;

что над вами нет еще милосердия божьего, потому что вы отступились от его истинной веры, -

поэтому справедливое польское правительство, прощая вам людские обиды, приказывает только вам:

не помогать уже больше москалю ни в чем, потому что он, должно быть, уже не силен, если просит вашей помощи. А если где москаль был глуп и дал вам ружья, то вы, заколов ночью солдат московских, в лес убегайте, потому что это будет лучше всего.

Милиции и караулов по селам чтоб никаких нигде не было, потому что если поймают кого в карауле или в милиции, то раньше или позже без лишних слов повесят.

Чиншей, оброков и податей в казну московскую, а также панам никаких больше не платить, потому что эта земля уже ваша, а вы подчиняетесь польскому правительству и подати должны платить только в польскую казну.

Этот приказ должен быть прочитан в каждой церкви и в каждом костеле, по всем деревням и имениям для сведения всего народа. А кто этому приказу сопротивляться будет, поп ли это или ксендз, мужик или пан — о любом сообщать польскому правительству, чтоб можно было его потом повесить, или, созвав сельский сход и свершив справедливый суд, без лишних слов вести на виселицу! Потому что кто хочет обиды людской, тот пускай лучше сам ни за грош пропадает!

Дан в гор. Вильно, в день св. Варфоломея лета господня 1863.

Дорогой Болеслав!

Не знаю, благополучно ли доехала твоя сестра, я очень беспокоюсь. Поручено было ей по дороге в Ковно отдать очень компрометирующие бумаги. В это время в Ковно произошли страшные аресты, поэтому не знаю, что с нашими бумагами. Если можешь сообщить нам об этом, постарайся это сделать сразу по получении этого письма.

С расходами будь очень расчетлив, потому что Жировицы и Острая брама [194]официально заявили, что только в том случае все пожертвуют, если ты со ста тысячами французов, а Итальянец [Итальянец — сподвижник К. Калиновского — Ахиллес Бонольди — прим.] со ста тысячами своих побратимов заглянете к ним в гости.

Др. и Эдмунд [195]отправились к сибирским снегам на 8 лет искать золото и серебро, может, они оттуда захотят пополнить нашу убогую кассу. Тебя третьего там не хватает, а Москва очень хотела объединить вас узлом братского союза.

Деньги наши из кассы вооружения забирай и тут же обменивай на винтовки.

Предатель, который повыдавал в Ковне, — поневежский помещик Кушелевский, мне кажется, твой поветовый начальник.

Всех интриганов и склочников присылай сюда к нам, потому что здесь будут иметь основательное поле, для того чтоб показать себя не только в интригах, но смогут даже драться с врагом.

Посербский деморализовал отряд, бросил его, а сам драпанул.

Полк[овник] Духинский (назначенный Высоцким) выехал, хотя и с позволения Отдела, однако своим отъездом не Отдел ему, а он Отделу, а особенно Гродненскому воеводству, сделал большую милость.

Звеждовский [196]после неудачи на Могилевщине с большей легкостью попал за границу, чем в отряд, например в Минском, Гродненском воеводствах или на Жмуди.