Сергей Глезеров - Удельная. Очерки истории

Из архива Е.А. Стояновой

Красноармеец А.П. Шаров. Фото 1942 г. Из архива Е.А. Стояновой

Катание на финских санях с горы на Лагерной улице (на заднем плане – Сосновка и Старо-Парголовский проспект). Конец 1950-х гг. Из архива Е.А. Стояновой

После окончания школы, увлекаясь хореографией, стал заниматься во взрослой танцевальной студии Выборгского Дома культуры у таких известных танцовщиков, как М.Г. Тер-Степанов (солист Мариинского театра) и В.Г. Петрова. В 1930 году поступил на работу в детский сектор Выборгского дома культуры и организовал детский хореографический коллектив.

Папа хотел иметь профессиональное музыкальное образование и решил поступить в музыкальное училище Ленинградской государственной консерватории, но в то время для этого требовался «рабочий стаж», который он два года приобретал на заводе «Светлана». Все это время он самоучкой изучал немецкий язык и овладел им практически в совершенстве: ему очень хотелось понимать язык великих деятелей искусства, которых он боготворил...

Приобретя необходимый стаж, он поступил в музыкальное училище при Консерватории на дирижерско-хоровое отделение, которое успешно окончил в 1940 году.

Хормейстер по своему образованию, наряду с хоровой деятельностью он занялся хореографическими постановками.

А.П Шаров с любимой дочерью Еленой. Фото 1957 г. Из архива Е.А. Стояновой

Это было его истинное призвание. Где он только ни работал! До войны это были Дом ученых в Лесном, Выборгский дом культуры, детский дом № 9 (бывшая усадьба Ланских на углу Ланского шоссе и проспекта Энгельса). После войны, в 1946 году, – фабрика имени Микояна, где он вел хор и хореографию. Однажды один из работников фабрики привел к нему на прослушивание своего племянника, мечтавшего стать оперным певцом. «На оперу не тянет, но в эстраде может добиться замечательных успехов», – таков был вердикт Александра Шарова. И он не ошибся. А звали того юношу Эдуард Хиль...

В конце ноября 1941 года папу призвали в действующую армию. К тому времени он страдал от тяжелой формы дистрофии – жизнь в нем уже едва теплилась. По стеночке, как он сам потом вспоминал, с трудом дошел до райвоенкомата. Еле державшегося на ногах новобранца определили рядовым на Ладожский фронт – в 1-й отдельный дорожно-эксплуатационный батальон. Часто в его воспоминаниях фигурировали Ваганово, мыс Осиновец, Кобона. Было немало случаев, когда рядом погибали, а он оставался жив. Как он сам считал, наверное, ангел-хранитель оберегал его...

Спустя несколько месяцев службы, когда начальство узнало о творческих талантах рядового, ему предложили создать концертную бригаду, обслуживающую воинские части на Дороге жизни. Сохранись многочисленные письма, которые папа писал оттуда родным.

А.П. Шаров среди сотрудников интерната № 15, где он проработал много лет художественным руководителем ансамбля. Фото 1962 г. Из архива Е.А. Стояновой

«Я теперь руководитель ансамбля песни и пляски. У меня пятнадцать человек – хор, шесть баянистов, певцы, плясуньи и рассказчики. Я сам выступаю во всех видах искусства. Отношение здесь ко мне просто замечательное <...> и что самое главное – я занят любимым делом», – это из письма, датированного 26 апреля 1942 года. Поражает то, что на фронте он думал и писал об искусстве.

«Очень много забываю вещей фортепианных, – сокрушался он в своем письме племяннице, написанном с фронта 12 октября 1942 года. – Листа, Шопена на фисгармонии играть совершенно невозможно. Забыты все сонаты Бетховена, которые я знал, забыта целиком 5-я симфония Чайковского, забыто много фортепианных миниатюр Чайковского, а я их очень любил. Все это с ужасом обнаружил вчера, и ничего вспомнить не мог. Зато хорошо знаю дребедень, пользующуюся успехом у бойцов... Вчера рисовал картину „Закат на Ладожском озере“ масляными красками, но пока получается грубовато. Думаю, что поработаю терпеливо, и выйдет неплохо...»

Концертная афиша ансамбля «Юный ленинградец» в БКЗ «Октябрьский» и в Выборгском доме культуры.

Из архива Е.А. Стояновой

Конечно, много было тяжелых, трагических моментов за время службы, но будучи невероятным оптимистом, папа во всем умел видеть прекрасное, жизнеутверждающее, что давало ему силы выстоять.

После демобилизации он вернулся в Ленинград, в дом на Новозыбковской улице, и вновь занялся своей любимой работой. Продолжал работать хореографом в детском доме № 9, затем – педагогом-хореографом в детском доме № 53, вел хор в школе в Зеленогорске.

По воспоминаниям воспитанницы детского дома № 9 Клавдии Майоровой, «Александр Парменович был добрейшей души человек. С крупными чертами лица, всегда улыбающийся. Танцевальный кружок был очень профессионален. Их „Яблочко” вызывало особенный восторг публики. Ездили с концертами в ДПШ, Политехнический институт, детский дом № 53 на Ярославском проспекте».

Сразу после войны во Дворце культуры им. Горького возобновились занятия, и начали работать различные студии. Вести балетную студию пришли известные артисты Мариинского и других ведущих театров. Совершенствуя свои знания в хореографии, папа ходил во Дворец на занятия к педагогу М.Г. Тер-Степанову, записывал движения, конспектировал занятия.

Здесь же он познакомился со своей будущей женой – Лидией Степановной Дмитриевой. Мама жила в Кировском районе, на Турбинной улице, и после демобилизации в 1946 году (она воевала в составе отдельной женской добровольческой бригады под Москвой, была минометчицей) по направлению военкомата работала на Ленгаз-аппарате, а вечером занималась в драматической студии ДК им. Горького.

В 1951 году они сочетались законным браком, а в октябре 1952 на свет появилась я. Годы жизни на Удельной были очень счастливыми годами. Нас окружали интересные люди. Часто собирались друзья, приходили гости. Когда мне было пять лет, родители купили рояль. Поставили его в большой комнате, и мне он казался огромным. Папа очень хорошо играл и пел, а мама обладала низким «цыганским» голосом. Они часто разучивали романсы и песни. В теплое время года все собирались на большой веранде, залитой солнечным светом, – было просторно и уютно. А еще папа хорошо рисовал, впрочем, как и все его сестры. У нас, на Удельной, висели картины, написанные маслом, и до сих пор сохранились некоторые его работы, украшающие квартиру на улице Орбели.