Жан Мари Констан - Повседневная жизнь французов во времена Религиозных войн

Очевидное желание монарха погасить конфликт внесло раскол в стан лигистов, поделив их на радикалов (парижан), не доверявших Генриху III, и умеренных (в основном провинциалов), готовых согласиться с предложениями короля. Дворянство и духовенство благосклонно отнеслись к примирению с королем. Однако парижским лидерам третьего сословия удалось навязать собранию свою точку зрения, повлекшую за собой серьезный политический кризис.

Герцог Гиз и его советник, примас Галлии архиепископ Лионский, пригласив на обед предводителя фракции третьего сословия Лашапель-Марто, попытались, следуя примеру королевы-матери, убедить его изменить свое решение. Но это им не удалось. На следующий день герцог вернулся к своим обязанностям, сообщив парижанам, что раскол между сословиями неизбежен. В результате в выигрыше остались гугеноты: ни один кредит на возобновление военных действий не был утвержден парламентом.

Ни аргументы, ни весомый авторитет герцога Гиза не повлияли на позицию предводителей третьего сословия, оно оставалось непоколебимым в своих решениях. Генрих III пошел еще дальше по пути компромиссов: он согласился создать судебную палату, но потребовал права самому выбирать в нее судей, считая это одной из важнейших королевских прерогатив; список ста кандидатов из числа магистратов будет составляться всеми тремя сословиями.

Предводители третьего сословия не хотели подписывать соглашения, прежде чем их ознакомят с составом нового королевского совета, они желали знать «тех, кто не вызывал доверия у представителей штатов». Это новое требование, а именно право высказывать свое мнение по кандидатурам министров или, по крайней мере, иметь возможность устранять тех, кто им неугоден, было исключительным новшеством. Известно, что в Англии существовала процедура «импичмента», стоившая жизни многим министрам во времена Генриха VIII, однако такая ответственность министров перед собранием представителей для Франции была просто невероятной. Генрих III расценил это требование как стремление перейти намеченные им границы. Он уже уступил штатам право принятия решений по налогам, контроль за расходами, создание палаты правосудия, но теперь у него сложилось впечатление, что лигисты хотят лишить его всех королевских прерогатив. А когда они высказали желание поручить избрание его преемника-короля Генеральным штатам и закрепить за штатами право участвовать в выборе членов королевского совета, король убедился, что монархия в том виде, какой ее определили Платон и Аристотель, перестанет существовать, уступив место демократии со всеми ее отрицательными сторонами, известными со времен Античности.

Генрих III подозревал герцога Гиза в двойной игре, иначе говоря, в том, что герцог, официально поддерживая позицию короля в области налогового законодательства, втайне разжигал недовольство лигистов, чтобы вновь выступить в роли арбитра в ущерб авторитету своего суверена. Монарх не мог забыть, что пришлось ему пережить в тот майский день, когда Париж покрылся сетью баррикад, и был готов использовать любые средства, лишь бы этот день больше не повторился.

Будучи королевским наместником, герцог хотел стать еще и коннетаблем Франции, и король подозревал, что, желая ускорить событие, он вынудит дать ему должность, заставив проголосовать за это Генеральные штаты. Король знал также, что лигисты вынашивали замысел сменить канцлера, то есть второе лицо в государстве, и назначить на это место хранителя печатей Эпинака, архиепископа Лионского и примаса Галлии, главного советника герцога де Низа.

Организация заговора с целью убийства герцога Гиза стала, без сомнения, настоящим конституционным кризисом, когда традиционным прерогативам короля было противопоставлено выдвинутое представителями третьего сословия Парижа от имени Генеральных штатов требование поделиться властью.

Генрих III слишком хорошо понимал суть королевской власти, чтобы согласиться с умалением своей роли. Но он знал, что любое его действие, направленное против депутатов, повлечет за собой немедленный ответный ход Гизов, что неминуемо приведет к очередной гражданской войне. Король думал, что когда движение протеста лишится своего харизматического лидера, Лига распадется сама собой, ибо согласно представлениям того времени ни одно политическое мероприятие не могло завершиться успешно, если им не руководил либо принц крови, либо знатный сеньор. Генрих III был убежден, что заменить Гиза Лиге будет некем. Скорее всего, он просто не мог понять ни сущности новой политической силы, представленной Лигой, ни чаяний, которые она выражала в привычных религиозных и политических терминах.

Я уже не раз анализировал драматические события, разыгравшиеся в замке Блуа в дождливое и мрачное утро 23 декабря 1588 года. Благодаря дошедшим до нас документам и воспоминаниям современников события эти достаточно хорошо известны, поэтому, опуская подробности, я всего лишь подчеркну импровизированный характер «казни», распоряжение о которой отдал Генрих III. Хотя, похоже, что и в замысле, и в организации убийства монарх сыграл главную роль, полагая, что имеет право своей королевской волей казнить Генриха Гиза без суда и следствия, так как тот представлял собой угрозу для будущего монархии.

А герцог де Гиз не верил, что король может пойти на такой шаг. Еще накануне во время их встречи герцог упрекал Генриха III за то, что тот не доверяет ему ответственных постов, что занимаемая им должность королевского наместника в сущности пустая ракушка. Король отказал ему в должности коннетабля. И Гиз, по обыкновению, отправился жаловаться Екатерине Медичи, посоветовавшей сыну «удовлетворить» просьбу герцога. В ту ночь и даже утром герцогу поступило множество предупреждений, но он не придал им никакого значения.

Когда Генриха Гиза не стало, его посмертно обвинили в стремлении свергнуть Генриха III. Однако стратегические замыслы принца были более скромными и полностью сотканы из программы Парижской Лиги, хотя он, так же как и король, не понимал революционной сущности требований парижан. Он хотел всего лишь заставить Генриха III поделиться с ним властью. Образцом для Генриха Низа служил его отец, которого он потерял в юном возрасте. Отец его был одним из столпов власти при Франциске II. Однако, в отличие от Франциска II, Генрих III не хотел даже слышать о возможном разделении власти «с кузенами Низами». Тем не менее герцог надеялся добиться своей цели путем еще большего давления на короля.

Устранив герцога, а также кардиналов Эпинака и де Пиза, наиболее влиятельных членов клана Гизов (Майенна, младшего брата герцога, в Блуа не было), король ожидал, что, лишившись лидеров, предводители третьего сословия растеряются, Лига прекратит свое существование и он восстановит свою власть. Во всяком случае, именно так он и заявил матери, совершенно раздавленной последними событиями.