Валериан Агафонов - Парижские тайны царской охранки

При этом предварительном общем обзоре архивов заграничной агентуры мы вскоре поняли, что главная наша задача — разоблачение «провокаторов» представляется чрезвычайно трудной, так как ни в бумагах, ни в каталогах, ни в фотографических альбомах мы не нашли конечно каких-либо указаний на фамилии секретных сотрудников; только впоследствии при более подробном изучении архивов нам удалось извлечь несколько бумаг, в которых находились прямые или косвенные указания на настоящие фамилии сотрудников, но, увы, то были либо «герои» давно минувших времен, либо уже проваленные, либо выброшенные за борт самим начальством за ненадобностью — бывшие секретные сотрудники.

О действующем же составе сотрудников, о предателях, служивших до последнего дня и получавших свои тридцать серебренников до того момента пока их платили, мы нашли указания; но и в этих отчетах секретные сотрудники фигурировали лишь под специальными охранными кличками. Здесь мы впервые познакомились с «Гретхен», «Скоссом», «Россини», «Невером», «Люси», «Корбо», «Вебером», «Шарпантье», «Неем», «Пьером», «Сержем», «Американцем», «Шарни» и другими более или менее звучными именами…

Сравнение финансовых отчетов за разные годы и месяцы показало, что до самого последнего времени в заграничной агентуре работало не менее двадцати двух секретных сотрудников, получавших от 250 до 2500 франков в месяц; среднее жалование за последние годы было 500 франков; кроме того многие из сотрудников получали значительные суммы — от 200 до 1000 франков на разъезды и различные командировки, получали также наградные, пособия на лечение и вообще все богатые милости, как и остальные чиновники Российской империи. Ни одной расписки секретного сотрудника в получении им денег в архиве агентуры найдено не было. И немудрено, так как при Красильникове, например, все деньги, причитавшиеся секретным сотрудникам, выдавались под расписку подполковнику Люстиху, который и передавал их по назначению. Только два сотрудника: «Шарни» (Загорская) и «Ратмир» (Рекули), находившиеся в непосредственном ведении Красильникова, получали деньги лично от него.

Но конечно и финансовые отчеты не дали нам данных для разоблачения настоящих фамилий секретных сотрудников. Впервые блеснула перед нами надежда на это разоблачение, когда при более систематическом изучении входящих и исходящих бумаг архива мы заметили, что на многих бумагах последних годов, посылавшихся агентурой в Департамент, точнее на их «отпусках», то есть на копиях, оставшихся в архивах агентуры, имеются пометки из нескольких букв, которые обозначали охранную кличку секретного сотрудника, сообщавшего Люстиху приводимые в бумаге сведения и указания. Иногда на таких бумагах имелась не одна, а несколько таких охранных кличек, что конечно указывало на то, что сведения были сообщены несколькими сотрудниками. Для разоблачения настоящих фамилий предателей бумаги, которые с такими пометками относились к определенной охранной кличке, мы решили объединить в отдельное дело.

Благодаря такому приему можно было очертить сферу деятельности данного секретного сотрудника; так, например, были раскрыты «Скосе», оказавшийся с.-p., грузином Деметрашвили, и «Ниель» — Бротман (Эстер).

Затем большое значение в деле раскрытия охранных псевдонимов сотрудников оказали нам так называемые агентурные листки — оригиналы донесений жандармского подполковника Лю-стиха, ротмистра Лиховского и Литвинова, состоявшиеся на основании собеседований или писем секретных сотрудников, находившихся под руководством этих охранников. В агентурных листках проскальзывали различного рода интимные указания, очень важные для установления того или иного сотрудника и исчезавшие в официальных бумагах, — состоявшихся на основании этих листков для отсылки их в Департамент полиции. Так, например, в одном таком агентурном листке Люстиха с точной датой по обыкновению я прочел, что сотрудник «Гретхен» нездоров, что у него «гонят солитера», в другом, что тот же сотрудник давно не приходит на свидания, так как занят своими «мухоловками». Указания чрезвычайно характерные и достаточные для того, чтобы после целого ряда справок выяснить, кто скрывается под поэтическим названием «Гретхен» (Кокочинский). «Мухоловками» Люстих в целях конспирации, а может быть и краткости называл мастерскую Кокочинского для изготовления бумаги против мух.

Затем мне удалось найти черновики двух докладов Красильникова, в которых он сообщает Департаменту как о «проваленных», благодаря Бурцеву, секретных сотрудниках, так и о тех, положение которых поколеблено, так как относительно них у Бурцева имеются кое-какие подозрения; в этих черновиках над фамилиями всех этих лиц надписаны карандашом их охранные клички. Так было раскрыто восемь или девять псевдонимов секретных сотрудников Красильникова.

Эта кропотливая аналитическая работа была затем проверена и дополнена во время допросов чинов заграничной агентуры нашей комиссией во главе с Раппом и с прибывшим из России уже к концу нашей работы комиссаром Временного правительства г-ном Сватиковым. Были допрошены затем нашей комиссией и некоторые разоблаченные секретные сотрудники (Деметрашви-ли, Кокочинский, Стааль, Житомирский, Чирьев), а г-н Сватиков подверг такому же допросу секретных сотрудников, проживавших в Англии (Бротман, Гудин, Цукерман-Орлов), Италии (Вакман, Савенков), Швейцарии (Санвелов, Абрамов) и в Швеции (Коган-Андерсен).

Эти допросы «провокаторов» не дали ценного фактического материала, хотя большинство из них (за исключением Абрамова и Деметрашвили) не отрицали своей службы в заграничной агентуре. Все показания сознавшихся секретных сотрудников сводились почти всегда к одному и тому же: что они-де вошли в сношение с полицией вследствие тяжелых семейных и материальных обстоятельств, что они почти ничего не давали представителям заграничной агентуры и часто даже обманывали их сообщениями ложных сведений…

Члены нашей комиссии по изучению дел заграничной агентуры прекратили свою работу неодновременно; дольше всех пришлось проработать мне, но и я не в силах уже был оставаться в Париже, когда так тянуло в Россию. В сентябре я покинул Францию…

Заведование архивом заграничной агентуры и дальнейшая разработка его были оставлены в руках комиссии из трех лиц: М. Левинского, С. Левицкого (Познера) и Лазаркевича; экспертом при комиссии был оставлен Л. Меньщиков.

По возвращении своем в Петроград я не имел намерения приступить к немедленному изданию собранных мною материалов по истории заграничной агентуры, так как в это время многочисленная комиссия изучала колоссальный архив бывшего Департамента полиции, и я предполагал связать свою маленькую работу с тем громадным трудом, который должен был завершиться в конце концов изучением материалов Департамента. Но после октябрьского переворота работа по изучению архива Департамента полиции была прекращена, архив запечатан, и я счел невозможным откладывать далее опубликование результатов своей работы конечно в копиях, которые являлись прекрасным дополнением к данным, собранным мною в архивах заграничной агентуры. Приношу здесь свою сердечную благодарность А. А. Овсянникову, который передал в мое распоряжение находившиеся в его руках материалы.