Денис Дроздов - Большая Ордынка. Прогулка по Замоскворечью

Скоро училище иконописания и ремесел стало популярным учебным заведением, появилась необходимость в новых помещениях. Дом Хлудова, который строился как жилой, насколько это возможно, приспособили под аудитории и мастерские. Члены совета написали прошение на имя митрополита, в котором просили содействовать в расширении училища: «Только при построении нового здания можно вполне соблюсти условия, требуемые целью училища иконописания, а именно: устроить достаточно просторные, высокие и хорошо освещенные залы, как для занятий учеников, так и для иконостасных мастерских и выставок, положенных по уставу училища, дать удобные помещения для гипсовых фигур, довольно громоздких и весьма ценных, а также для образцовых икон, для ученических работ, предназначаемых в продажу, для библиотеки и т. п.» [151]

В 1877 году было принято решение о строительстве рядом с домом Хлудова каменного здания с антресолями и нежилым подвалом. Проект выполнил архитектор Н.И. Никитин. Главный фасад нового корпуса училища был обращен на Скорбященский тупик, к церкви иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость. Обращение на северную сторону было характерным для художественных и иконописных мастерских. В середине 1880-х годов в училище начались проблемы, связанные с учебным процессом и несоответствием общеобразовательных и специальных дисциплин. Преподаватели хотели, чтобы было установлено главенство живописи и иконописания. Многие способные ученики из бедных семей покидали училище, едва научившись рисовать, чтобы зарабатывать деньги.

Одним из преподавателей был разработан новый способ обучения, согласно которому вводилось разделение учащихся на группы в зависимости от таланта и умения. Были и другие попытки усовершенствовать профессиональную подготовку иконописцев, но все они оказались тщетными. В результате митрополит Иоаникий в 1884 году определил, что за более чем десять лет своего существования Московское епархиальное училище не способствовало развитию иконописания, и решил, что предположенная при открытии училища цель удобнее может достигаться, если оно будет перемещено из Москвы в Троице-Сергиеву лавру . Митрополит объяснил свое решение тем, что помимо иконописных мастерских в лавре есть и другие – кузнечные, токарные и портняжные, – а это значит, что даже самый неспособный к иконописи ученик мог найти себя в чем-то другом.

После перевода училища иконописания в лавру в особняке Хлудова на Большой Ордынке «поселилось» Мариинское епархиальное женское училище и произошла очередная перестройка здания. В 1797 году императрица Мария Федоровна на собственные средства открыла в Петербурге первое женское училище. Инициатива создания женских епархиальных училищ для дочерей священников принадлежит императрице Марии Александровне – супруге Александра II. Епархиальные училища находились в ведении Синода, но не являлись сословными учебными заведениями: за плату, определяемую местным духовенством, там могли обучаться девушки из других сословий. Училища содержались на средства, выделенные Синодом и полученные местным духовенством от сборов церквей, отчислений от свечных заводов и т. д.

Мариинское женское епархиальное училище до переезда на Большую Ордынку располагалось на Донской улице и называлось Ризоположенским – по находящейся неподалеку одноименной церкви. На Донской улице жил в то время в маленьком домике Давид Иванович, который с радостью отдал свой особняк в вечное владение училищу. Главной задачей этого учебного заведения считалось воспитание из десятилетних девочек достойных жен священников. Будущие матушки должны были быть образованными, чтобы пользоваться уважением прихожан. Воспитанницы по окончании обучения получали звание домашней учительницы. Если ка кая-нибудь из выпускниц не хотела становиться женой священника, то она могла пойти работать учительницей в цер ковно-приходскую или народную школу.

В речи об училищах для девиц духовного звания митрополит Филарет говорил: «Воспитание должно быть направлено к тому, чтобы дать девицам религиозно-нравственное и хозяйственное образование, но не уклонять их от простоты жизни, свойственной им по рождению и назначению... При помещении заведения должна быть устроена в нем церковь; прочее все, из бережливости, должно быть просто, кроме самого необходимого приспособления к потребностям заведения. Воспитываемые девицы живут в малых комнатах и непросторно. Кто придет в такое заведение из подобных светских, тот не похвалит видимого, потому что найдет только чистоту и опрятность, а не занимательный и блистательный вид. Но это сообразно с положением воспитываемых, которые пришли сюда из тесных и скудных жилищ и в такие же, по всей вероятности, должны возвратиться. Блистательное жилище во время воспитания сделало бы для них неприятным будущие их жилища, простые и скудные» [152].

В 1886 году в восточной части верхнего этажа епархиального училища была освящена церковь во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы. В семь часов воспитанницы вставали, а в восемь шли на утреннюю службу. В течение дня три-четыре часа уходило на молитву. При училище были открыты церковно-приходская школа, где изучались Закон Божий, церковное пение, чистописание и другие предметы, и Братство равноапостольной Марии Магдалины, которое помогало обучать и содержать в общежитии дочерей наиболее бедных священников.

Давид Иванович Хлудов потратил на благотворительность все свое огромное состояние. В конце жизни он вовсе разорился, продал родительский дом и перебрался в маленький домик на окраине города. Хлудов никогда не жалел об отданных миллионах, скорее наоборот – был рад своей судьбе. Последние годы жизни он провел как монах, никуда не выходил, только читал Священное Писание и духовные книги. Перед смертью Давид Иванович тяжело болел, но продолжал посещать богослужения в устроенной им прямо в доме церкви. Умер он в 1886 году в возрасте шестидесяти трех лет. В Ризоположенской церкви на Донской улице состоялось отпевание, на котором отец Василий Руднев произнес глубокую и искреннюю речь: «Он делал добро не из-за наград – не напоказ. Знаков отличия он не искал, ими не особенно интересовался, возлагал на себя очень редко и сделал завещание, чтобы при гробе его их не выставлять и в похоронной процессии не нести... Мысль о смерти не страшила его; одного только он боялся, как бы не умереть внезапно. «Лучше похворать, – говорил он, – похвораешь, приготовишься». И Господь исполнил это святое желание его; пред смертию ему послана была болезнь и болезнь тяжелая, продолжительная; к прежней внутренней болезни присоединилась новая: перелом бедренной кости, раны на ногах, пролежни на спине. Окружающие не могли без слез смотреть на него, воображая, как должны быть ужасны страдания его; а он терпел, молился и благодарил… Богатство – дар Божий, и как дар всеблагого Бога дается человеку для радости, для счастия, а так как истинная радость, истинное счастье – не здесь, на земле, а там, на небе, то и богатство дается человеку для того, чтобы он снискал себе чрез него царство небесное. Блажен богатый. Жить, не зная нужды, быть покровителем наук и искусств, благотворить неимущим и умереть с надеждою за дела милосердия быть помилованным на суде, – не счастье ли это. Так. Но много ли таких богатых, иже в след злата исходят, которые не имеют привязанности к золоту? Где они? Их немного; они редки» [153].