Сергей Дроков - Адмирал Колчак и суд истории

Я помню, что земские организации пришли еще в августе месяце прошлого года (1919. — С. Д.) к тому положению, что дальше так идти не может. Земские организации настаивали на созыве городских и земских съездов – то, [что] единственно было возможно в то время. Однако земство не остановилось перед отказом, и многие земства, в том числе и Приморское областное земство, решили созвать Земско-городской съезд в Иркутске. Избрали своих представителей, но только в октябре месяце конспиративно, тайно съезд мог открыться в Иркутске. На этом съезде было решено, что тем путем, каким идет правительство Колчака, идти нельзя; необходимо искать новые пути, согласованные с волей русского народа […] на этом съезде вылилось одно решение, что с правительством нужно только бороться […]» [590]

До подписания акта о мирной передаче «государственной власти на всей территории, освобожденной от власти реакции» 22 января 1920 г., делегация Политического центра на переговорах в Томске предложила Совнаркому и ЦИКу решить характер взаимоотношений центральной советской власти с Восточной Сибирью для сохранения последней за революционной Россией и избежания протектората Японии. Задачи государства-буфера не изменились даже после смены власти, укрепившись циркуляром ЦК ПСР от 28 января 1920 г.:

«Признавая, что основной фронт новой местной республики есть фронт ее против разбитой, но еще не добитой контрреволюции и союзных с нею империалистических хищников, ЦК одобряет ее примирительную политику по отношению к наступающим большевикам, в случае же, если центральная советская власть, вопреки интересам революционной России, не пойдет навстречу этой политике и уступит соблазну немедленным нападением разрушить неокрепшую демократию Восточной Сибири, ЦК возлагает всю ответственность за дальнейшие внутренние смуты и роковые международные осложнения на Дальнем Востоке – всецело на совесть безответственных диктаторов правящей партии» [591].

В выработанном итоговом постановлении ЦК ПСР была одобрена занятая Сибирским краевым комитетом партии позиция по отношению к местной советской власти, а также его решение об образовании независимого временного демократического государства-буфера между советской Россией и Японией. «…II. Признать правильным отказ от власти краевого комитета партии и членов последних, входящих в Иркутский Политический центр, и передачу ими этой власти местным коммунистам, стремившихся утвердить советский режим, не считаясь с опасностью японской оккупации и рисковавших вызвать борьбу внутри демократии, несмотря на наличность еще некоторой контрреволюционной угрозы. Вся ответственность за последствие этих событий должна быть возложена на большевиков и их авантюристическую попытку.

III. Признать политически правильным, целесообразным решение Сибирского краевого комитета партии вопроса об образовании из Восточной Сибири и Дальнего Востока временного независимого демократического государства-буфера между советской Россией, могущего фактом своего существования охранить указанные территории за революционной Россией и предохранить их как от хищнической оккупации японцев, так и от разрушительного хозяйничанья большевиков.

В срыве местной организацией коммунистической партии этого плана, уже санкционированного Томским договором 19 января и утвержденного центральной советской властью, ЦК ПСР усматривает новую угрозу территориальной целости России и заявление о возможности уступки правительством народных комиссаров части российских земель Японии. Считать, что намеченная в Томске западная граница буферного государства по р[екам] Ока – Ангара является крайне невыгодной и могла быть санкционирована только при исключительных условиях.

IV. Одобрить отказ краевого комитета взять на себя, согласно распоряжения Сибревкома, организацию государства-буфера, в урезанных границах (зап[адных] границ р[ек] Чикой – Селенга), ибо государственное существование в указанных пределах было бы до крайности затруднительным и подобный буфер не мог бы выполнить задач, для которых он создается, и стал бы простым орудием для прикрытия советской политики и захватнических устремлений Японии […]» [592]

Как известно, события 4–5 апреля 1920 г. во Владивостоке и Николаевске-на-Амуре [593], которые завершились подписанием 29-го числа соглашения между Владивостокским правительством и японцами (первая из двух подписей под этим документом принадлежала одному из бывших членов ЧСК при Политцентре А.Н. Алексеевскому [594]), и подтолкнули центральную советскую власть предпринять шаги навстречу организации государств-буферов, исключив при этом Иркутскую губернию.

Таким образом, местная советская власть Восточной Сибири нуждалась в показательном судебном процессе, чтобы «кукушечьим» приемом подменить собою главных инициаторов разгрома «право-большевистской атамановщины», вскрыть «контрреволюционную» деятельность третьей и четвертой сторон, но так, чтобы не поссориться с временными союзниками центральной советской власти в создании государств-буферов на Дальнем Востоке. Предлогом для реализации этого плана и послужило предварительное следствие над бывшими министрами и их товарищами из правительства Колчака, начатое 7 января 1920 г. членами Политического центра.

Сибирский краевой комитет ПСР рассматривал предварительное следствие как исполнение решения IX Совета ПСР: «…осветить перед лицом как русских трудовых масс, так и Западно-Европейского общественного мнения действительную природу колчаковской власти и ее формы выявления». Как выяснилось, «освещение» было реализовано в 1923 г. публикацией социал-демократом Б.И. Николаевским [595]«протоколов» допросов адмирала А.В. Колчака [596].

«Обособить» Сибирь от общественно-политического движения, развернувшегося на Дальнем Востоке, требовали также следующие факторы: а) безболезненный переход власти в конце января 1920 г. в городах Владивостоке, Никольск-Уссурийске, Амурской и Сахалинской областях к земским и городским самоуправлениям, под крыло Сибирских краевых комитетов ПСР, партии Народной свободы, крестьянской и социал-демократическим фракциям левых: социалистов-революционеров, социалистов-революционеров интернационалистов, Трудовой народно-социалистической партии; б) объединение земств в краевом масштабе с отказом от классовой борьбы [597]; в) возложение политической ответственности за события 4–5 апреля 1920 г. на провозгласивших себя «вождями масс» местных коммунистов.

Обвинительное заключение «по делу самозваного и мятежного правительства Колчака и их вдохновителей» являлось в большей степени эмоциональным политическим сочинением, нежели судебным документом. Оно обвиняло весь общественный строй, политическую и экономическую системы, сложившиеся к началу 1920 г. в Сибири. Аргументация выдвинутых обвинений для юрисдикции базировалась на источниках третьего порядка: одном из вариантов стенографической записи (не протоколов) допросов А.В. Колчака и на 10 процентах предварительных следственных материалов.