Сергей Дроков - Адмирал Колчак и суд истории

Тогда Верховный правитель сделал длинное заявление, в ходе которого признал, что на Дальнем Востоке еврейский вопрос стал более острым, но он [обещал] позаботиться об этом. Розенблатт тогда еще не понимал, почему адмирал обвинял именно Дальний Восток, и узнал причину позднее. В то время генерал-губернатором Дальнего Востока был генерал Д.Л. Хорват, согласно оценке Розенблатта, более или менее склонный к либерализму. Поэтому Верховный правитель и стремился создать впечатление, что антисемитизм наиболее силен именно там.

Следует отметить, что монография Зоси Шайковского, по совокупности информационной насыщенности, носит характер некоего обвинительного акта или подготовительного материала к нему. Увлеченность сбором точечной фактологии отвлекла автора от взвешенной оценки исторических событий и действий непосредственных участников. На передний план выдвинута «планетарная» цель – ущемленные права евреев. Причем «ущемление» исходит от всякой силовой государственной структуры, будь то колчаковское правительство (но не лично адмирал А.В. Колчак) или Госдепартамент США. Надо ли считать это «недостатком»? Думается, что нет. Существуют две позиции «еврейского (христианского) вопроса»: сионизм и национализм. Однако между ними наиболее вероятен некий баланс, назовем его – радикальная этика. Труд Шайковского демонстрирует именно такой подход в историческом исследовании практических мер и их реальных последствий для евреев, попавших в жернова противостоящих сторон общества в лихолетье Гражданской войны.

Приносим искренние слова благодарности за предоставленные ксерокопии уникальных документов доктору Мильтону О. Густафсону, главному специалисту Национального архива США.

ЗОСЯ ШАЙКОВСКИЙ (ЯН (ШАЙКО) ФРИДМАН)

КОЛЧАК, ЕВРЕИ И АМЕРИКАНСКАЯ ИНТЕРВЕНЦИЯ В СЕВЕРНОЙ РОССИИ И СИБИРИ 1918–1920 гг.

(главы из книги)

Copyright by Szajko Frydman Перевод с английского С.В. Дрокова Нью-Йорк, 1977 г.

До начала Первой мировой войны количество евреев в северной России и Сибири было невелико. За редким исключением, на Дальнем Востоке дозволялось осесть высококлассным специалистам, докторам, инженерам и торговцам. Определенное количество квалифицированных мастеровых работало на Транссибирской магистрали. Кроме того, еврейским потомкам солдат царя Николая I предоставлялись специальные права на местожительство и поселение. Те семейства, которые проживали в Сибири на протяжении двух или трех поколений, смогли в большинстве случаев полностью приспособиться к местным условиям, оставаясь в то же время ревностными иудеями. Другие же, поддавшись настойчивому давлению со стороны правительства, в той или иной степени отчуждались от еврейского сообщества, а в некоторых случаях даже крестились.

Во время войны, при царском режиме, многих евреев из западных российских губерний ссылали в Сибирь. Достаточно привести один пример: в 1915 г. около 700 человек, проживавших в галицийском штетле под Рогатином, было выслано в Сибирь.

Крушение старого режима и перспектива свободы подтолкнули некоторых мешуметов, проживавших на Дальнем Востоке, вернуться к своей вере. Во Владивостоке некоторые из них были заново допущены в синагогу на богослужения, без сомнения, подобные примеры имели место в других городах. Однако большевистская революция в октябре 1917 г. принесла новые несчастья для еврейского народа. Так, один британец свидетельствовал о том, что многие из наиболее состоятельных были расстреляны как буржуи и контрреволюционеры. Присутствие же комиссаров-евреев в центральных городах подстегивало антисемитские предрассудки противников большевиков. Этот очевидец встречался с двумя евреями, бежавшими из Перми. Первый, дантист, был вынужден вместе со своим шестнадцатилетним сыном носить щебенку на железнодорожные пути, подгоняемый прикладами винтовок красноармейцев. Второй, железнодорожный служащий, рассказывал, что в течение одиннадцати месяцев, засыпая, он никогда не мог предугадать, не будет ли арестован или расстрелян поутру. «В существующем хаосе, проникшем в политическое состояние Сибири, – писал Михаил Эвенский, – затруднительно с какой-либо уверенностью предсказывать будущее для евреев. Вплоть до Забайкалья теперь царствуют большевики. И хотя нет никаких погромов, те евреи, которые принадлежат, главным образом, к буржуазному классу, очень страдают от коммунистов. Имелись случаи, как в Николаевске, вырезания многих еврейских семейств, только лишь потому, что они принадлежали к богатому сословию».

С начала мартовской революции 1917 г., а особенно после большевистской революции в октябре того же года, огромное количество беженцев-евреев разбрелось по Сибири в поисках безопасных мест. К августу 1917 г. лишь в Екатеринославской губернии насчитывалось 253 800 беженцев; 19 333 из них были евреями, местные же еврейские общины могли заботиться о17 698. Многие румынские евреи, бежавшие от немцев в начале войны, стремились в Восточную Сибирь. Большинство из них, имевшие родственников в Соединенных Штатах, желало эмигрировать из страны. Из-за отсутствия сотрудников румынского консульства в Восточной Сибири они так и не могли получить необходимого разрешения покинуть страну. Положение их было безвыходным.

Во многих случаях беженцы-евреи страдали от антисемитской пропаганды. Например, в Казанском пересылочном лагере боялись погрома. В то же время еврейские руководители остерегались посылать помощь для этих людей, потому что любое ее проявление только подвергало опасности жизни их подопечных. Беженцы-поляки верили в то, что евреи ответственны за эпидемии в лагерях, мол, холера – «еврейская» болезнь.

Первоначально еврейские, польские, армянские и другие нерусские беженцы, «кто в течение месяцев прокладывал свой путь через Сибирь, надеясь в конечном счете достигнуть Соединенных Штатов», принуждались различными российскими властями и иностранными консульствами «оставаться по месту нахождения». Однако желание вырваться было сильнее. Беженцы из России и Маньчжурии находили свой путь в Японию по двум главным маршрутам. Минуя Владивосток, пароходом, через Японское море. Высадка производилась в Тсуруге, каждый понедельник, по утрам. Через Маньчжурию поездка продолжалась по железной дороге, в различной вариации, до Пусан в Корее. Там они пересаживались на пароход, который за двенадцать часов доплывал до японского порта Шимоносеки. Последний этап пути проходил по железной дороге, отнимая приблизительно тридцать часов для того, чтобы добраться до Иокогамы. Как правило, беженцы прибывали туда воскресным утром, хотя зачастую проводили в пути и по полнедели.