Сергей Дроков - Адмирал Колчак и суд истории

Объемный пакет с антисемитской литературой был послан штабом одного из военных отрядов губернатору Томской губернии с предложением распределять ее в деревнях в качестве приложения к его официальной переписке. За несколько дней до оставления Челябинска белыми вооруженными силами типографские рабочие кадетской газеты набрали листовку с обращением «К русским людям». Написанная прежним редактором этой газеты, она призывала организовать не просто погром, а крестовый поход против евреев. Те, однако, упредили выпуск листовки, и, таким образом, вероятный погром был предотвращен.

Активный антисемитизм, поиск большевиков и оружия в синагогах, все те же погромы сопровождали занятие Казани и других городов антибольшевиками. Группа беженцев-евреев была выведена от синагоги Сызрани и расстреляна. Меньшевики, а особенно социалисты-революционеры, почувствовав неладное, составили обращение к командующему Северными военными силами генералу Николаю А. Степанову, направленное одновременно против погромщиков и большевиков. Все это повторяло события, схожие с украинскими, где проявлялась опасная тенденция по совмещению в умах читателей всевозможных объявлений в одно целое: и евреев, и погромщиков, и большевиков.

В Самаре же погром был предотвращен только после того, как рабочие-большевики принудили военные власти издать приказ (за номером 6) с предупреждением против антисемитской пропаганды. Социалисты-революционеры, устыдившись сызраньского погрома, попытались найти его организаторов. Главным образом, для этой цели еврейский поверенный в Иркутске Л.А. Кроль был назначен министром юстиции. Однако самарские власти вступили в переговоры с Омским правительством, и расследование заглохло. Омск же был переполнен реакционными генералами, которые не были заинтересованы в выявлении организаторов погрома. Нагляден другой пример: около тридцати беженцев-евреев проживали в Кустанае (Турганской губернии). Однажды местный командующий приказал им покинуть город. Омское правительство заявляло, что приказ незаконен, но, несмотря на это, евреи, так или иначе, были вынуждены уехать.

Уфимские евреи, проживавшие в течение долгого времени в городской прифронтовой линии, прямо-таки страдали от регулярных погромов. Никаких массовых убийств не было, но каждые сутки арестовывались евреи; некоторых из них отпускали за взятки, других – расстреливали. Ежедневные аресты и расстрелы небольших еврейских групп превратились в постоянный источник дохода для колчаковских армейских частей и персонально для «белых» русских. Когда части Западной армии продвинулись от Челябинска к Уфе, город наводнился антисемитской литературой. Делегация местных евреев решила встретиться с Верховным правителем во время его визита и просить защиты. Но после того как адмирал уехал из города, погромные действия участились и стали более дикими.

«Современник России» писал в крайне консервативном лондонском журнале, издаваемом Леопольдом Джеймсом Макссом, которого никак нельзя было назвать другом евреев: «Евреи, проживающие в районах контрреволюции, типа Сибири, имели причину говорить, что они находились между дьяволом и глубоким морем. Их смертельные враги – казаки не имели понятия о том, что евреи, по мере своих сил, работают здесь для той же «белой» цели. Когда колчаковское правительство стало принимать меры против социалистов-революционеров, еврейские члены Белой армии весьма встревожились и поэтому с огромным подозрением смотрели на своих начальников… Распространялось огромное количество пропагандистской литературы о необходимости погромов… Многочисленные карикатуры изображали лицо Ленина как семита, под шестиконечной звездой – еврейской эмблемой. Каждый постоянно слышал о еврейских комиссарах так, как будто чуть ли не каждый еврей был комиссаром».

Тот же самый источник сообщал, что многие евреи служили в вооруженных силах Колчака. Однако, когда колчаковское правительство стало принимать меры против социалистов-революционеров, евреи с подозрением оценивали действия своих командиров. Британец Д. Сандельсон поведал об антисемитской дискриминации в армии Колчака: когда он служил во Владивостоке, несколько евреев, продвинувшихся по службе еще при Керенском, записались добровольцами в колчаковскую армию. Некоторые из них получили ранения, за что представлены к Георгиевскому кресту. Направленные в военное училище, поддерживаемое союзниками, они были высланы оттуда лишь на том основании, что были евреями. Сандельсон встал на их защиту, встретившись с генералом Ивановым-Риновым, командующим Владивостокским гарнизоном и инициатором их вынужденной отставки. Спустя приблизительно три недели был издан приказ, увольняющий всех, как тех, кто был в запасе, так и на службе, а эти евреи, надеявшиеся, что они не попадут под данный приказ, были отозваны. Их арестовали, разжаловали и, в довершение всего, сослали рядовыми в Хабаровск.

В октябре 1919 г. Британскому объединенному Комитету поступило сообщение, что «несмотря на сильную озабоченность, значительное число из состава еврейской буржуазии и студенчества записалось добровольцами в Сибирскую армию… Однако евреи, произведенные в офицеры во время войны с Германией, ныне разжалованы, последующее производство в звание производится с рядового состава». Еврейские студенты отказывались поступать в офицерские училища, а в одном случае еврейские кандидаты, сдававшие туда вступительные экзамены, были похищены, дабы предотвратить их зачисление. Вот что произошло в училище на Русском острове, работавшем под эгидой британской военной миссии. Евреи призывного возраста были вызваны и срочно отосланы на передовую линию фронта, «в явном контрасте их малолетства, подчеркиваемого военной формой, и ярко проявившегося на улицах Омска». Еврейская община Омска передала в распоряжение армии Колчака миллион рублей.

Один Томский стрелковый еврейский добровольческий батальон был отчислен 17 апреля 1919 г. в состав «музыкальной бригады». В вооруженные бригады евреев не принимали, как и в городское военное училище. 5 мая 1919 г. все евреи были разжалованы и отосланы назад по местам призывов. Солдат Идельсон, заявивший, что не желает далее служить в антисемитской армии, был арестован. Студент Томского политехнического института Шейл Лейбович Ляпишев, член «подпольной антисоветской военной организации прапорщика Бурсы», обратившийся с просьбой о зачислении его в первое артиллерийское отделение, получил от прапорщика Моцарта предложение заполнить анкету.

«Все было готово. Осталось только вписать имя и фамилию, – описывал Ляпишев Томской еврейской общине. – Когда же прапорщик Моцарт услышал мое имя – Шейл Лейбович, то остановился, разорвал бумагу и сказал, что не может меня записать. На вопрос, с чем связан отказ, прапорщик ответил: только потому, что я имею еврейскую национальность… Все это – правда. Вопрос касается всех евреев. [Еврейский] общинный совет должен принять меры к ограждению евреев от подобных условий жизни». Группа еврейских студентов Томского медицинского факультета попыталась записаться добровольцами в авиационное училище на Магистратской улице. Один из этих студентов, Давид Вульфович Мозер, писал еврейской общине, что нееврейские кандидаты были приняты «без наличия какой-либо квалификации и даже с четырехклассным образованием», в то время как «отказники-евреи окончили среднюю школу. Читавший список фамилий отказников намеренно вызывал смех среди принятых. Я возмутился и обратился к лейтенанту [Орловскому] с вопросом, как соотнести все это с духом газет. Он ответил, что не знает; спустя некоторое время на вопрос, не взаимосвязан ли факт отказа с тем, что студенты были евреями, он также не смог ответить».