Сергей Нечаев - Ришелье. Спаситель Франции или коварный интриган?

Между гем сам Людовик XIII сидел, стиснув зубы, бледный, как полотно, а лицо его выражало гремучую смесь страха и негодования.

Весьма несладко приходилось и Ришелье. Он крепко стиснул зубы и сжал кулаки, не замечая капелек пота, обильно выступивших у него на лбу. Решалась его судьба: в одно мгновение он мог быть низвергнут и растоптан, а мог и вознестись до невероятных высот.

Некоторые историки утверждают, что, повинуясь некоему внезапному эмоциональному порыву, он якобы даже "упал на колени перед своей бывшей благодетельницей" и "умолял не верить возводимой на него клевете". Особенно падкие до эмоций авторы отмечали, что при этом кардинал плакал и молил о пощаде.

Франсуа де Ларошфуко в своих "Мемуарах" так и пишет:

"Он пал к её ногам и пытался смягчить её своей покорностью и слезами. Но всё было тщетно, и она осталась непреклонной в своей решимости".

Однако полностью и безоговорочно доверять мемуаристам — дело неблагодарное и пустое. С другой стороны, сразу несколько человек сообщают нам, что в ходе той беседы кардинал де Ришелье попросил отставки.

В конце концов Людовик сумел утихомирить мать и, будучи при этом весьма сконфуженным, приказал кардиналу удалиться. Казалось, Мария Медичи одержала бескомпромиссную победу, а когда прошёл слух о том, что кардинал в расстроенных чувствах собирается покинуть Париж, сторонники королевы-матери и вовсе стали втайне потирать руки. На поверку же всё обстояло несколько иначе, если не сказать — с точностью до наоборот.

Измождённый стычками с матерью и внутренним разладом в стране, Людовик в конечном итоге вновь вызвал к себе кардинала. Тот нашёл Его Величество в состоянии полнейшего смятения: король сидел у камина, обхватив голову руками; его лицо осунулось, под глазами залегли тёмные круги. Услышав, как в комнату вошёл Ришелье, он вздрогнул и устремил на него пустой, ничего не выражающий взгляд.

— Как мне быть? — голос его был глухой и звучал едва слышно. — Ведь она моя мать. Ришелье, помогите мне, дайте совет, что мне делать?

— Сир, — осторожно начал кардинал, и голос его был исполнен жалости. — Подумайте прежде всего о себе: ваш брат ненавидит вас. Ваш трон и ваша власть в опасности.

Король отнял ладони от лица и заговорил быстро, с лёгкой ноткой истерики, словно сам не до конца верил в правдивость своих слов.

— Я знаю, знаю. Но вы ведь давно знакомы с моей матерью. Она же не станет, в самом деле, помогать заговорщикам в борьбе против нас.

— Увы, — сокрушённо ответил кардинал. — Позволено ли мне будет ненадолго вернуться к прошлому?

— Если это необходимо, я как король обязан вас выслушать.

Людовик кивнул и внимательно взглянул на кардинала. Тот, заложив руки за спину, тихо произнёс:

— Когда Гастон женился на герцогине де Монпансье, он получил за невестой огромное приданое. И где оно теперь? Королева-мать продала всё, а деньги были отправлены на покупку оружия.

Плечи короля дрогнули и опустились. Он весь подался вперёд; казалось, что его сейчас стошнит. Какой кошмар! Родная мать раздобыла деньги на восстание против своего собственного сына! Теперь все её попытки устранить кардинала казались весьма логичными, ведь в этом случае лишённый поддержки король стал бы для неё лёгкой добычей. А тогда одному Богу известно, что бы с ним сотворили мать и этот негодяй Гастон. Яд, кинжал… Да мало ли способов убрать неугодного человека! Не стоило забывать: на родине Марии Медичи, во Флоренции, подобного рода "решения проблем" давно стали традицией, неотъемлемой частью существования в обществе, так что ей убить кого-то было всё равно что муху прихлопнуть. С этим нужно было покончить… Во что бы то ни стало, немедленно, сию же секунду…

Людовик встал. Неровный свет камина бросал на его лицо рваные янтарные отсветы, отчего оно казалось тёмным и угрюмым. Глаза, очерченные болезненного вида красной каймой, предательски блестели.

— Ришелье!

— Да, сир?

— Я понимаю. Мою мать нельзя оставлять на свободе. Как это сделать?

Кардинал посмотрел на короля с некоторой смесью удивления и одобрения. Можно было даже подумать, что губы его тронула едва заметная улыбка, впрочем, вероятно, то была всего лишь причудливая игра света и тени. Немного поразмыслив, он ответил:

Лувр при Людовике XIII. Неизвестный художник

— Прикажите её двору отправиться в Компьень. Там всё будет организовано. Детали оставьте мне, вам же сейчас требуется отдых. Я поступлю с Её Величеством так, как если бы сам был её сыном.

— Да будет так, — пробормотал король.

И создалось впечатление, что эти слова — печать, скрепившая некий незримый договор.

— Но только пусть всё произойдёт побыстрее. Ожидание гложет меня изнутри.

— Поверьте, сир, через неделю всё закончится, и вы станете в значительно большей степени королём Франции, чем сейчас.

С этим кардинал изобразил почтительный намёк на поклон и неслышно покинул комнату. Опустошённый король же остался стоять у камина, один на один с самим собой, в очередной раз вверив свою жизнь и судьбу государства в чужие руки.

Итак, ситуация переменилась коренным образом. Как всё было на самом деле, утверждать трудно, однако факт остаётся фактом — Людовик XIII призвал к себе кардинала де Ришелье и прямо заявил: он бесконечно признателен ему за всё, что кардинал сделал для его матери и для Франции, он решительно настроен защитить Ришелье от врагов, находящихся под покровительством Марии Медичи, и он намерен и впредь пользоваться его услугами.

Дальше — больше. Король открыто признал, что советы Ришелье более ценны для Франции, чем советы королевы-матери, заявив при этом, что сама Мария Медичи вовсе не является противником номер один. Все беды — от её окружения, и вот с ним-то он и намерен разделаться. После этого король пригласил к себе министров и государственных секретарей. В результате самые ярые сторонники Марии Медичи были сняты со своих постов…

Тот день вошёл в историю как "День Одураченных".

Тогда, осенью 1630 года, вряд ли кто-то из участников событий мог бы представить себе, какие изменения ожидают каждого из них в самом скором будущем.

Собственно, непосредственно в "День Одураченных", то есть 10 ноября 1630 года, Мария Медичи публично оскорбила Марию-Мадлен де Комбале, племянницу (дочь сестры) кардинала де Ришелье и свою фрейлину. Она открыто обвинила её в шпионаже в пользу кардинала, что, возможно, и не было лишено основании.

Тогда всем казалось, что с кардиналом покончено, и Мария Медичи совсем позабыла об осторожности. В тот же день она объявила о передаче руководства делами Королевского совета канцлеру Мишелю де Марийяку. Одновременно она заявила, что все родственники, друзья и помощники кардинала де Ришелье подлежат немедленной высылке из Парижа.