Э. Фрежак - Аспазия

— Эта женщина позорит моего мужа, — продолжала Аспазия, — позорит только потому, что он первый из всех афинян уважает в своей жене женское достоинство, а не унижает ее как рабыню. Если такие мужья, как Перикл, из-за любви и уважения, которое они оказывают своим женам, должны переносить насмешки, не только из уст мужчин, но и со стороны самих женщин, то как можете вы надеяться, чтобы ваши мужья решились последовать примеру благороднейшего из мужчин? Ваши мужчины относятся к вам так, как вы этого заслуживаете. Попробуйте только воспользоваться той властью и тем влиянием, которое вы можете иметь на них. До сих пор вы не делали этого. Ваше рабство добровольное. Вы хвастаетесь званием госпожи дома, а, между тем, вас держат строже чем рабынь, так как рабыни могут свободно показываться на улицах, а вы пленницы. Разве это неправда?

— Да, это правда! — послышалось со всех сторон.

— И так как ваши мужья ни во что не ставят вас у домашнего очага, — продолжала Аспазия, — то нечего удивляться, что они вовсе не дозволяют вам говорить об общественных делах. Когда они возвращаются с Пникса, где шел вопрос о мире или войне, вы даже не осмеливаетесь спросить их, что там решено.

— Еще бы! — вскричали женщины. Стоит только спросить об этом, как получишь ответ: «Какое тебе до этого дело! Сиди за прялкой и молчи!»

— Они желают, — снова заговорила Аспазия, — чтобы вы были глупы и неразвиты, так как только в этом случае, они могут повелевать вами, с той минуты, как вы станете умны, когда осознаете силу, данную женскому полу над мужским, с этой минуты конец их тирании! Вы думаете, что сделали все, если содержите дом, двор и сад в чистоте, если моете, причесываете детей,% вы думаете, что можете пленить своих мужей нарядами и украшениями. Но красота тела и украшения могут быть опасным для мужчин орудием только в руках женщин с умом. А ум можно приобрести только благодаря свободному обращению в свете, которого лишают вас ваши мужья, запирая в четырех стенах. Ваши дома должны освежиться дыханием свободы. Вы должны чувствовать влияние внешнего мира и, иметь влияние на внешний мир. Женщины должны иметь равные права с мужчинами — тогда не только домашняя жизнь улучшится, но и искусство достигнет высшей степени развития, тогда и война между мужчинами прекратится. Заключим союз! Дадим друг другу обещание, что мы, всеми зависящими от нас средствами, будем стараться приобрести себе права!

Эти слова Аспазии были встречены живым одобрением большинства собравшихся. Поднялся такой шум, что нельзя было ясно ничего разобрать.

Вдруг какая-то высокая фигура стала энергично прокладывать себе путь к тому месту, где стояла Аспазия. Белый платок, покрывавший ее голову, скрывал большую часть лица, так что сразу ее нельзя было узнать. Когда же она, наконец, остановилась в середине круга и ее взгляд встретился со взглядом Аспазии, все узнали резкие, мужские черты лица сестры Кимона.

Эльпинику боялись в Афинах, боялись даже ее приятельницы. Она властвовала силою своего языка, своей почти мужской силой воли, своими связями; боязливое молчание водворилось в толпе.

— Кто, — обратилась сестра Кимона к Аспазии, — дал тебе право, чужестранка, говорить здесь, в кругу афинских женщин?

Этот вопрос Эльпиники произвел глубокое впечатление и многие из женщин, удивлялись, что это соображение сразу не пришло им в голову. — Как осмеливается милезианка учить нас здесь? — продолжала Эльпиника. — Как осмеливается она ставить себя на одну доску с нами? Разве она нам равная? Разве она разделила с нами с детства наши нравы и обычаи? Мы афинянки! На восьмом году мы носили священные платья девушек, избираемых для храма Эрехтея, десяти лет мы принимали жертвенную пищу в храме Артемиды. Цветущими девушками, мы участвовали в шествии на празднестве Панатенеев — а она?.. Она явилась из чужой страны, без божественного благословения, как искательница приключений… А теперь желает втереться в нашу среду, потому что сумела одурачить одного афинянина до такой степени, что он, противно закону и обычаю, ввел ее в свой дом.

Спокойно, с насмешливой улыбкой, отвечала Аспазия:

— Ты права, я не выросла в глупой пустоте афинских женских покоев; я не принимала участия в празднестве Панатенеев с праздничной корзиной на голове; я не смотрела с крыши на празднество Адониса, но я говорила здесь, не как афинянка с афинянками, а как женщина с женщинами.

— Губительница мужчин! Подруга безбожника! — с жаром вскричала Эльпиника. — Как осмеливаешься ты переступать порог храма, оскорблять наших богов своим присутствием!

Снова поднялся громкий шум, казалось вот-вот между раздраженными партиями произойдет стычка.

Решительная Эльпиника снова заставила всех замолчать.

— Подумайте о Телезиппе! — кричала она. — Подумайте о том, как эта чужестранка, эта милетская гетера разлучила афинянку с мужем и детьми, прогнала ее от очага! Кто из вас может считать себя в безопасности от постыдного искусства этой женщины, если ей придет в голову влюбить в себя чьего-нибудь мужа.

Прежде чем вы станете слушаться шипения этой змеи, вспомните, что у нее в жале скрывается яд. Посмотрите на Телезиппу, взгляните на ее бледное лицо, посмотрите, как слезы льются у нее из глаз, при одном воспоминании о её детях.

Все женщины повернулись, и посмотрели на разведенную жену Перикла, которая стояла в углу храма и, бледная от досады и гнева, глядела на Аспазию. Эльпиника продолжала:

— Знаете ли вы, что она думает о нас, афинянках? Она сама сказала, что считает нас глупыми, ничего незначащими, неопытными, недостойными любви наших мужей и милостиво соглашается научить нас, в своей самоуверенной гордости, сравняться с очаровательной милезианкой, с которой, по ее мнению, самая красивейшая из вас никогда не сравнится.

Эти слова Эльпиники произвели громадное впечатление на собравшихся женщин. Настроение быстро изменилось, даже у поддерживавших до сих пор Аспазию.

Эльпиника между тем наступала:

— Знаете ли вы, что ваши мужья, товарищи Перикла, говорят о вас и что уже повторяют друг другу все афинские мужчины? «Аспазия, — говорят они, — очаровательнейшая женщина, даже единственная очаровательная женщина в Афинах. Надо отправляться в Милет, если желаешь найти красивую, прелестную жену».

При этих словах, ловко вызванное в женщинах, раздражение открыто разразилось. К Аспазии начали приступать с дикими криками, с поднятыми кулаками, она же стояла спокойная и бледная от гнева, со взглядом невыразимого презрения.

Между тем, немногие, мужественно оставшиеся верными Аспазии, бросились на ее противниц и поднялся дикий шум, почти драка. Некоторые из сторонниц Эльпиники собрались выцарапать мелизианке глаза, некоторые вынимали из платьев булавки и с угрозами кидались на Аспазию, которая, окруженная оставшимися ей верными сторонницами, поспешно оставила храм.