Генри Лиддел Гарт - Правда о Первой Мировой войне

Его ответственность за войну имеет свои корни уже в этих годах. И эта ответственность – весьма большая, быть может, даже наиболее тяжелая. Недоверие и тревога, которые вызывались повсюду его воинственными заявлениями и поведением, начиняли Европу порохом. Неразумно всю тяжесть вины перекладывать на тех, кто выбил последнюю искру, приведшую к пожару. Столь же неправильно все исследования вопроса корней войны сосредоточивать на том коротком месяце, который предшествовал возникновению пожара.

В противовес лжеисторической пропаганде, которая рисует кайзера жаждавшим войны или даже подготовлявшим войну, маятник истории ныне качнулся слишком сильно в другую сторону. Признание ошибочными хороших намерений кайзера не должно вести нас к недооценке дурных последствий этих намерений. Последствия эти, главным образом, вытекали из того, что кайзер слишком любовался и результатами своих действий и самим собой. Он видел себя одетым «в блестящие латы», когда фактически он был одет в рубище. Он доказал только то, что, сея раздор, можно породить лишь войну.

Оттягивая согласие на предложение Британии, кайзер и Бюлов чувствовали себя в безопасности. Они недооценили влияний обоюдной неловкости от слишком поспешной случайной близости. С чрезмерной уверенностью они говорили, что не может быть действительного союза «между китом и медведем», хотя стремились к этому союзу всем своим поведением. Бросая взгляд в прошлое, надо признать наиболее замечательной чертой этого прошлого то количество пинков, которое потребовалось для того, чтобы отогнать Британию от Германии и бросить ее в неловкие объятия двойственного союза. Нельзя говорить, что для Германии это явилось неожиданностью. Она была ясно предупреждена, так как Чемберлен говорил ей в 1898 году и затем вновь в 1901 году, что

«период блестящей изоляции Англии миновал… мы предпочитали бы примкнуть к Германии и Тройственному союзу. Если же это окажется невозможным, мы будем иметь в виду сближение с Францией и Россией».

Убеждение Германии в неприемлемости для нее союза с Англией оказалось ошибкой. Убеждение это подытожено словами Гольштейна:

«Угроза взаимного соглашения с Россией и Францией является просто английской уловкой… Разумное соглашение с Англией, по моему мнению, может быть достигнуто лишь тогда, когда чувство принуждения станет там более сильным».

Гольштейн не был дураком: под своим «разумным соглашением» он подразумевал не союз равных, а взаимоотношения господина и вассала. Как бы ни было беспомощно и бессильно в своих деяниях британское правительство и каким бы беспомощным оно ни могло казаться человеку, пропитанному философией «крови и железа», – все же этого недостаточно, чтобы объяснить удивительную самонадеянность Гольштейна. Это показывает, что действительные заботы Германии и причины этих забот лежали не в каких-либо достойных Макиавелли дьявольских замыслах. Корни этого надо искать скорее в ослеплении – в таком состоянии, которое правильно выражается словами школьника, уверяющего, что у него «голова пухнет».

Первой попыткой Британии укрепить свои позиции в другом направлении был заключенный ею в 1902 году союз с Японией [5]. Европейское значение этого союза заключается не в том, что он отвел Британию от Германии, а в том, что он пытался создать новый барьер между Британией и двойственным союзом. Союз этот вырос из оригинального предложения Чемберлена о договоре между Британией, Германией и Японией в тесном содружестве с США. Германия на это не пошла, отстранилась и Япония.

Японский государственный муж, маркиз Ито, предпочитал искать союз с Россией и отошел от этого намерения только потому, что приезд его в Петербург был отсрочен успехом переговоров в Лондоне между бароном Хайаши, японским послом, и лордом Ленсдоуном, британским министром иностранных дел. Но и тогда совет японских государственных деятелей, несмотря на давление Ито, колебался и не хотел согласиться на союз с Британией. Косвенным результатом этого союза явилось ускорение русско-японской войны, исход которой оказался маложелательным и малоприятным для Британии.

Дело в том, что в 1904 году в европейской обстановке произошла трагическая перемена. Всего пять лет назад Франция была так сердита на Британию за Фашоду [6], что почти забыла про Эльзас-Лотарингию. Но боязнь Германии оказалась глубже; это позволило государственным деятелям Франции в 1901 году легче пойти на предложение Чемберлена, когда последний осуществил свою угрозу, высказанную им Германии. Первый шаг в переговорах между Ленсдоуном и Полем Камбоном, французским послом, должен был урегулировать трения в наиболее чувствительной области – в вопросе колоний. Наиболее крупным препятствием был Египет – все еще лелеемый объект французского честолюбия. Надо считать безусловным дипломатическим подвигом то, что признание фактического господства Британии в Египте было куплено ценою обмена на признание прав Франции занять, если это ей удастся, Марокко. Соглашение было подписано в апреле 1904 года [7].

Распространенное убеждение, что честь заключения этого соглашения принадлежит королю Эдуарду VII, является легендой. Тем более неверно весьма популярное в Германии мнение о нем как о человеке, ткущем макиавеллевскую паутину вокруг Германии, и о том, что его поездка в Париж создала атмосферу, при которой соглашение стало возможным. На деле вначале ему был оказан холодный прием, но его такт и понимание французов, вместе с чисто республиканской любовью последних к «величествам», растопили первоначальный лед, а при последующих визитах был найден и общий язык. Поэтому, хотя и неверно, что Эдуард VII создал это новое соглашение, он все же ему косвенно посодействовал.

Но сильнее помог этому кайзер. Глубоко уязвленный, что любовница, авансы которой Германия отвергла, осмелилась отдать свое сердце другому, кайзер усилил свою работу по внесению раздора. Усилия его были направлены к тому, чтобы сломать франко-британское соглашение, а совпавшая по времени русско-японская война явила и удобный для этого случай.

Первый шаг кайзера потерпел неудачу, так как царь, желавший спокойствия, отклонил его совет послать черноморскую эскадру в Дарданеллы, чтобы обезопасить себя со стороны Британии. Но когда Балтийская эскадра, последний морской козырь России, отправилась на Дальний Восток, она в пути получила ложную информацию (русские впоследствии утверждали, что информация эта шла из немецких источников), что японские миноносцы поджидают русскую эскадру в Северном море. Вследствие панической ошибки русские открыли огонь то британским траулерам, и затем ничего не сделали, чтобы загладить свою ошибку. Это едва не привело Россию и Британию к войне [8]. В течение нескольких дней британская эскадра следовала по пятам за русской. В конце концов напряжение разрядилось получением сообщения царя с выражением сожалений, посланного им против воли партии в России, стоявшей за войну. При этих обстоятельствах царь, обиженный своим унижением, предложил, к восторгу кайзера, коалицию России, Германии и Франции, «чтобы уничтожить высокомерие и наглость Англии и Японии».