Рафаэль Гругман - Советский квадрат: Сталин–Хрущев–Берия–Горбачев

11 марта 1985 года умершего Черненко сменил Горбачёв. Без значимых перемен пролетел год, во время которого «в верхних слоях атмосферы» произошли кадровые изменения, выбыли ветераны: Романов, член Политбюро с 1976 года, Тихонов – с 1979 и Гришин – с 1971. Влилась новая кровь: Лигачёв, Рыжков, Чебриков, Шеварднадзе.

6 марта 1986 года завершился XXVII съезд КПСС. Пленум ЦК избрал новый состав Политбюро: Алиев, Воротников, Горбачёв, Громыко, Зайков, Кунаев, Лигачёв, Рыжков, Соломенцев, Чебриков, Шеварднадзе, Щербицкий. Появилось свежее лицо – Зайков.

Ничто в 1986 году не предвещало развала империи. Выступление Горбачёва на партийном съезде, на котором он говорил о расширении гласности, сказав, что это вопрос политический, и назвал новую политику партии «перестройкой», было воспринято как съездовская демагогия, к которой давно привыкли. Мир по-прежнему был разделен на два противоборствующих лагеря, шестой год в нескончаемой афганской войне продолжалось противостояние Востока и Запада.

Через два месяца прогремел Чернобыль, всколыхнувший Европу, – правдивая информация, несмотря на провозглашённую гласность, привычно скрывалась. В то время как зарубежные средства массовой информации писали об угрозе для жизни людей и о повышении уровня радиации в Скандинавии, во всех городах Украины и Белоруссии, попавших под радиоактивное заражение, проводились первомайские демонстрации.

Берия все делал быстро, чётко огласив свои приоритеты. Горбачёв тоже начал с освобождения политзаключённых, но делал это медленнее, оглядываясь на аппарат. Лишь через год, в феврале 1986, он освободил из тюрьмы Щаранского и ещё трёх политзаключенных. Но их освобождение и высылка из СССР выглядели как сделка – их обменяли на пятерых шпионов, задержанных на Западе.

В декабре 1986 года Горбачёв возвратил из семилетней ссылки академика Сахарова, а в феврале 1987 года, через два года после начала своего правления, освободил из тюрем и лагерей 140 политических диссидентов, но и это не вызвало опасений у партаппаратчиков – «горбачёвская оттепель» могла быстро закончиться. Чтобы не возникло иллюзий, диссидентов не реабилитировали и не амнистировали – их помиловали.

Горбачёв действовал осторожно. За два года он на две трети обновил Политбюро и на 60 % заменил секретарей областных комитетов партии. В 1987 году Кунаева и Алиева сменили Слюньков, Яковлев и Никонов. Через год ушёл Громыко, член Политбюро с 1973 года, сделавший дипломатическую карьеру при Сталине, и Соломенцев.

Горбачёв ввел в обиход слова «гласность» и «перестройка», но речь шла об экономических реформах и демократизации страны.

Покушением на политическую систему стало предложение проводить выборы в Советы на альтернативной основе и выдвигать на руководящие посты беспартийных. Думал ли он, что намерение превратить КПСС из государственной структуры в политическую партию с отказом от несвойственных партийным органам управленческих функций (давнее предложение Берии) станет закатом режима?

В 1989 году на пенсию были отправлены Щербицкий, Чебриков и Никонов, которых сменили Крючков, Маслюков и Ивашко. За четыре года Горбачёв полностью обновил Политбюро – из чернен-ковского наследия, кроме него, остался Воротников. Сотрясение устоев началось с бескровного переворота, с кадровой перестройки, которую не сделал Берия, – Горбачёв методично укреплял свои позиции, избавляясь от старой номенклатуры.

17 марта 1989 года – незаметная дата в календаре – исполнилось девяносто лет со дня рождения Берии. Месяцем раньше – презент к его юбилею – завершился вывод советских войск из Афганистана. Но самый большой подарок был заготовлен на 9 ноября – пала Берлинская стена, являвшаяся символом холодной войны. Через год, третьего октября 1990 года, обе части Германии воссоединились.

То, что Берия предполагал осуществить сразу же после смерти Сталина – за что через четыре месяца оказался в застенках, – Горбачёв сделал за четыре года. Сталинское Политбюро оказалось неподготовленным к мирному объединению Германии на капиталистической основе и к либерализации советского общества. Горбачёв учёл опыт Берии, недооценившего своих коллег, перекроил Политбюро и лишь затем малыми шажками приступил к кардинальным реформам.

Никто в марте 1986 года, включая Горбачёва, не мог предположить, какие перемены произойдут в 1990. Даже на бурном I Съезде народных депутатов СССР в июне 1989 года об объединении Германии и отказе от построения социализма на немецкой земле речь не шла. К девяностой годовщине со дня рождения Берии Горбачёв совершил то, о чем несостоявшийся юбиляр, заклеймённый четырьмя генсеками, говорил тридцатью шестью годами ранее.

Первый Съезд народных депутатов проходил с 25 мая по 9 июня 1989 года. Созывая его, Горбачёв не предполагал, что он выйдет из-под контроля и делегаты затронут темы, обсуждать которые он не рассчитывал, и его итогом через пять месяцев станет падение Берлинской стены.

На многочисленные вопросы делегатов из прибалтийских республик о существовании секретного приложения к пакту Молотова-Риббентропа Горбачёв разводил руками, изумлённо глядел в зал, и чуть ли не клялся, что советскому правительству и ему лично о них ничего неизвестно. Депутаты не сдавались и под разным соусом задавали один и тот же вопрос: о приложении к договору. Горбачёв, знавший о наличии в сейфе аппарата Президента СССР «Особой папки», в которой находились искомые документы, согласился на компромисс: создание «Комиссии по политической и правовой оценке советско-германского Договора о ненападении от 1939 года», которой было поручено начать поиски советского экземпляра Договора и его приложений. [250]

Перед принятием решения о создании комиссии Горбачёв, отчаявшись снять с обсуждения взрывоопасный вопрос, прилюдно солгал:

«Проблема эта стоит давно, она обсуждается, изучается и историками, и политологами, и соответствующими ведомствами. И я должен сказать, пока мы обсуждаем в научном плане, в ведомствах каких-то, уже все документы, в том числе и секретное приложение к этому договору, опубликованы везде. И пресса Прибалтики все это опубликовала. Но все попытки найти этот подлинник секретного договора не увенчались успехом. Мы давно занимаемся этим вопросом. Подлинников нет, есть копии, с чего – неизвестно, за подписями, особенно у нас вызывает сомнение то, что подпись Молотова сделана немецкими буквами» [251].