Сьюзен Бауэр - История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима

Махаджанапада тоже имели слуг без голоса. Это были люди четвертого сорта: не правящие кшатрии или жрецы брахманы, не даже простые вайшьи, которые работали как крестьяне работники, гончары, плотники или каменщики. Более поздняя песнь «Ригведы», описывающая мифическое происхождение каждого предписания, определяет гордое место брахмана, который рожден изо рта доисторического космического гиганта Пуруши, чья смерть дала начало всей Вселенной:

Шудры были рабами и слугами, четвертым и второстепенным классом людей. Они не имели ни голоса, ни прав, не могли освободиться от рабства, закон позволял убить или сослать их по любому капризу хозяев, им запрещалось даже слушать, когда читались священные веды (как наказание в оскорбившие уши заливали расплавленный свинец). [206]Они не были частью общества махаджанапада; они были чем-то другим, отличным. Их происхождение не ясно – но, вероятно, шудры [207]первоначально были завоеванным народом. 7

В таком сильно расслоившемся обществе кто-то обязательно оставался неудовлетворенным.

Первые возражения против всех этих иерархий появились со стороны гана-сангха. Примерно в 599 году до н. э. среди гана-сангха на северо-востоке долины Ганга, в конфедерации племен, известных как вриджьи, родился реформатор Натапутта Вардхамана. 8Он происходил из племени джнатрика и был принцем и богатым человеком, сыном правителя.

По свидетельству последователей Вардхаманы, его реформы начались в 569 году, когда ему было тридцать лет. Сначала он отказался от богатства и привилегий по праву рождения, лишив себя всего имущества, кроме единственного платья, и провел двенадцать лет в молчании и медитации. В конце этого периода он достиг видения жизни, свободной от жрецов: в его вселенной не было брахманов. Целью человеческого существования была не связь с богами через посредство священников. Не нужно было также ублажать богов, выполняя обязанности, для которых человек рожден, как учили предписания индуизма. [208]Человеку нужно освободиться от цепей материальности, отвергнув страсти (жадность, вожделение, чревоугодие), которые привязывают его к материальному миру.

Примерно в 567 году он начал путешествовать босиком по Индии, уча пяти принципам: «ахисма» – отказ от насилия над всем живым (первый пример борьбы за права животных); «сатья» – правдивость; «астея» – воздержание от воровства любого рода; «брахмакхарья» – отказ от сексуального наслаждения; и «апариграха» – отрешенность от всех материальных вещей (положение, которое он проиллюстрировал, сняв свое единственное платье и отправившись дальше нагим). Вокруг него собрались последователи, и в качестве великого учителя Натапутта Вардхамана стал известен как «Махавира» (Великий Герой). 9

Ни одна из его идей не была новой. Основная линия индуизма тоже учила освобождаться от материального мира различными путями. Махавира был скорее не новатором, а реформатором уже существовавших практик. Но его объяснения необходимости экстремального самоотрицания и обязательности уважения ко всему живому были достаточно убедительны, чтобы собрать массу последователей. Его доктрина стала известна как джайнизм, его последователи – как джайны. [209]

Несколькими годами позже появился еще один новатор, на этот раз вне махаджанапад, но также рожденный в гана-сангха. Как и Натапутта Вардхамана, он появился на свет для власти и денег. Но он также отказался от привилегий своей жизни примерно в возрасте тридцати лет и ушел в добровольную ссылку. Он тоже пришел к заключению, что истинная свобода может быть найдена лишь теми, кто в состоянии отвергнуть свои страсти и желания.

Этим новатором был Сидхартха Гаутама, принц рода шакья, обитавшего севернее родной общины Махавиры – вриджьи. Согласно традиционным легендам о его просветлении, первые годы он жил окруженный семьей и комфортом: у него были жена и маленькая дочь, а его отец, царь, содержал его в роскоши внутри стен огромного дворца, отрезанным от жизни обычных людей.

Но однажды Сидхартха приказал вознице своей колесницы вывезти его на прогулку в парк. Там он встретил древнего старика, «со сломанными зубами, седого, согбенного, опирающегося на посох, дрожащего». В шоке от такой глубокой старости он вернулся во дворец: «Позор рождению, – подумал он, – так как ко всему, что рождается, приходит старость». Он отогнал от себя эту мысль, но при следующей прогулке в парк он увидел мужчину, пораженного болезнью, а потом узрел труп человека. Это погрузило его в еще более тяжелое состояние духа.

Но завершающее открытие произошло немного позднее, на приеме. Его принимали прекрасные женщины, певицы и танцовщицы, но к концу вечера они устали, расселись и уснули. Принц оглядел комнату,

«и почувствовал спящих женщин с разбросанными повсюду на полу вокруг них музыкальными инструментами – у некоторых тела были влажными от струек пота и слюны; некоторые скрежетали зубами, бормотали что-то или разговаривали во сне; некоторые спали с открытым ртом; а с некоторых одежда сползла так, что явно раскрыла их неприятную наготу. Эта огромная перемена в их облике еще больше усилила его антипатию к сексуальным удовольствиям. Для него великолепные апартаменты… показались кладбищем, наполненным мертвыми телами, пронзенными и оставленными гнить». 10

Пораженный этим чувством, он отправился в добровольную ссылку. Традиционно считается, что шел 534 год до н. э. [210]Сидхартха провел несколько лет, путешествуя, пытаясь примириться с неизбежностью распада и развращенности. Он пытался медитировать, но когда время его медитации заканчивалось, он оказывался лицом к лицу с реальностью неизбежных страданий и смерти. Он испробовал джайн, метод аскетизма, голодал, пока совсем не ослабил свою связь с землей; как говорит нам более поздний текст, его «позвоночник торчал, как узловатая веревка», его ребра выступали, как «стропила старого коровника без крыши», а его глаза так провалились в глазницы, что напоминали «мерцание воды в глубоком колодце». 11И все-таки это самоотвержение ни на дюйм не сдвинуло его от состояния обычного человека.

Наконец он пришел к ответу, которого искал. Не желания ловят людей, а само существование, которое «связано со страстным аппетитом» и всегда чего-то желает: «жажда сексуальных удовольствий, жажда существовать, жажда несуществующего». 12Единственная свобода от желания – это свобода от самого существования.

Реализация этой правды стала просветлением для Сидхартхи, и с этого момента он стал известен не как Сидхартха Гаутама, а как Будда: тот просветленный, который достиг нирваны – знания о правде, которое вызвано ничем, не зависит ни от чего и ведет в ничто, путь существования, невозможный для определения словами. [211]