Сьюзен Бауэр - История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима

Грекам никогда не приходилось осуществлять такого формального внешнего заверения в единстве, так как они все говорили по-гречески. Может быть, именно их общий язык сохранил их как нацию, не позволив пан-эллинской самоидентификации превзойти их идентичность как спартанцев, коринфян, фиванцев. Но официальный статус латинского языка позволил Кумам остаться куманцами. Латинский не стал их единственным языком, но он использовался в торговле и в администрации, связывая Кумы с другими городами и людьми, которые сохраняли местное своеобразие, но наводил на него специфический глянец.

Рим просьбу удовлетворил. Кумы получили право использовать латынь в качестве своего официального языка и в этом смысле быть римлянами. Римляне пока не ощущали нужды в дальнейшем стирании старой идентификации подчиненных им городов, в замене старых обычаев римскими, старых связей на исключительную верность Риму, старых богов – римскими богами.

Но дар самоидентификации с римлянами шел лишь до этого предела. Завоеванные народы вливались в Рим, и в результате свободные иностранцы постепенно стали представлять опасность для империи, так как их количество превысило количество свободных уроженцев Рима. В 168 году цензор Семпроний Гракх начал регистрировать всех свободных иностранцев как отдельное племя. Они могли стать римлянами, как куманцы. Они могли даже получить право голоса. Но, вне зависимости от того, как много их явилось в Рим, они никогда не могли забаллотировать урожденного римлянина.

Сравнительная хронология к главе 74

Между 200 и 110 годом до н. э. династия Хань открывает Шелковый Путь

Гао Цзу, первый император империи Хань, [273]был рожден крестьянином; теперь он правил Китаем, в котором после жесткого порядка Цинь начали поднимать голову старые знатные семьи государств. Старая проблема с единством не исчезла.

С другой стороны, китайские государства устали от войны, и Гао Цзу смог удерживать империю удачным сочетанием твердой руки с обещаниями автономии. Он направлял армию против любого князя, который выказывал признаки мятежа – но также объявил всеобщую амнистию по всей империи, подразумевая, что все знатные семейства, которые не планируют восстания, могут жить без страха случайного ареста и казни. Тем, кто помогал ему устанавливать власть, он даровал свободу от налогов и службы. В одном восставшем городе, который он держал в осаде больше месяца, был обещано полное прощение каждому, сражавшемуся против него; только те, ко проклял его, подлежали смерти. 1Императоры Цинь сжимали свой имперский кулак крепче и крепче; царь же Хань распрямлял пальцы и давал в качестве награды свободу от надзора.

Его самые крупные битвы были проведены против чужеземцев. Китай, в отличие от западных цивилизаций, не стоял перед угрозой постоянного вторжения других организованных армий, но кочевники веками суетились вдоль северных рубежей. Стены, выстроенные по этому краю страны и теперь увязанные вместе в одну Великую Стену, впервые сыграли роль защиты от набегов кочевников, которых китайские государства считали варварами, то есть стоящими вне границ истинно цивилизованного общества.

Эти кочевники не были такими уж варварами, какими их хотели считать китайцы. На деле ближайшие кочевые племена начали организовываться в свободную племенную ассоциацию, некое подобие нации – сюнну. [274]Эта ассоциация племен, каждое со своим предводителем, попала под власть человека, назначенного царем или шань-юем. В действительности конфедерация сюнну была создана как подобие китайской системы власти на юге. 2

Эти племена, вероятно, произошли от ди, жунов и прочих «варваров», которые упоминаются в более ранних китайских хрониках. 3Они не особо отличались от людей «китайского» типа, как нечаянно свидетельствует Сыма Цянь, когда замечает, что сюнну произошли от одного из представителей династии Ся. 4Но то была похожесть, которую большинство китайцев игнорировало, о чем Цянь также свидетельствует, когда быстро добавляет, что они, конечно, нечто чуть меньшее, чем просто люди.

В течение самых ранних лет династии Хань шань-юем сюнну был военачальник по имени Мао-дунь – один из нескольких предводителей кочевников, чье имя сохранилось. Он настолько качественно организовал свою конфедерацию, что у них даже имелось место, где происходили ежегодные сборы (где-то во Внешней Монголии), и нечто похожее на систему голосования. 5Гао Цзу собрал огромную армию из трехсот тысяч человек и направился на север, чтобы встретиться с Мао-дунем. Кочевники, как и скифы сто лет тому назад, воспользовались своей мобильностью. Они отступали до тех пор, пока император с личной охраной не вырвался вперед, оторвавшись от основного ядра армии, и тогда развернулись – 400 тысяч вооруженных всадников – и атаковали. Гао Цзу потребовалось семь дней боя, чтобы выйти из окружения. 6

Тогда правитель Хань решил, что лучше заключить мир. Его империя была переполнена полководцами, которые вели войну с Цинь и которые не оставили мысли о троне; он не хотел начинать параллельную войну против внешних сил, когда они оставались у него за спиной. Он послал сюнну денежные подарки, чтобы успокоить их. Более того, он признал силу Мао-дуня, отослав также одну из своих дочерей в невесты царю-воину.

В ранние годы Хань вопрос преемственности стоял особо остро. Гао Цзу умер в 195 году до н. э., после всего семи лет правления. Ему наследовал его младший сын Гуй-ди. Но реальной властью при дворе Хань располагала вдова Гао Цзу – Као-хоу, которая правила в качестве вдовствующей императрицы и регентши при сыне.

Као-хоу была не единственной женой Гао (он также имел целое созвездие сыновей, рожденных знатными женщинами, которые стали его женами и наложницами после того, как он принял титул императора) – но она была его женой в те дни, «когда он был еще простым человеком». Као-хоу была «женщиной с очень сильной волей», а ее сын Гуй-ди оказался «по природе слабым и мягкосердечным». 7Будучи чрезвычайно жестокой, императрица отравила и приговорила к смерти множество царских сыновей и жен, что вызывало отвращение у ее сына: «Император Гуй каждый день позволял себе пить , – говорит Сыма Цянь – и больше не принимал участия в делах государства» . 8В двадцать три года он умер, чем вовсе не разбил сердце своей матери. «Был объявлен траур, и вдовствующая императрица голосила, – пишет Цянь, – но ни одна слезинка не упала из ее глаз» . 9