Этьен Кассе - Тайные коды истории

– Ну как? – снова спросила меня Нагуа, которую было не узнать: она уже переоделась по форме.

Я отмахнулся:

– Когда твой приятель подойдет, расскажу, лень два раза жаловаться.

– О\'кей, только он не приятель, а коллега. Вот он, кстати, минута в минуту.

Приятелем и коллегой оказался хитроглазый ливийский араб, подъехавший к самому входу на своем белом джипе (моветон в Париже и вынужденная необходимость в странах – экспортерах нефти). После быстрых и совсем не витиеватых приветствий (откуда только взялось, что все арабы говорят как в сказках «Тысячи и одной ночи») мы сразу перешли к делу. Я вкратце рассказал о своих неуспехах. Огладив бороду, Ашраф посмотрел на меня снисходительно (пришлось сдержаться, чтобы не одарить в ответ ласковым взглядом). Говорил он вежливо, но в его тоне все же сквозило высокомерие:

– Почему же – неуспехи? Я полагаю, вы идете в правильном направлении. Из какого именно источника вы брали информацию?

– Из «Истории Египта» Манефона.

Ашраф поднял бровь.

– В переводе де Граммона, – уточнил я.

– А! Я знаю этот перевод. Не лучший вариант изучать его в том варианте, в котором он хранится в библиотеке.

– Вы советуете обратиться к оригиналу? – спросил я и понял, что сморозил глупость.

– К оригиналу? – Ашраф улыбнулся. – Оригинал был написан в IV веке до нашей эры. Полностью он давно утрачен, как и, сами понимаете…

– Все оригиналы, за исключением каких-то считаных единиц, – буркнул я.

– Как я помню, Манефон писал на древнегреческом, затем с него делались переводы на другие европейские языки, – сказала свое слово Нагуа. – К тому же в этой работе самое ценное – это не перевод.

– А что?

– Комментарии и архивные материалы к переводу, написанные лично де Граммоном.

– А что в них такого?

– А то, – встрял Ашраф, почему-то обидевшись, – что, во-первых, манефонская история сохранилась в обрывках. Де Граммон всю жизнь посвятил поиску этих утерянных частей. Искал по всему свету, тратил бешеные деньги, в конце концов разорился…

Я готов был бить копытом, как конь.

– Тогда еще раз тот же вопрос – где архив де Граммона? – повторил я.

Мои собеседники переглянулись, и я понял, что они знают не больше меня.

А может, на этот раз я знаю и побольше.

Мне известно, что для таких энтузиастов, каковым являлся де Граммон, архивы – нечто священное. А их потомки хранят документы в надежде когда-нибудь продать подороже.

– Господа. Что известно про потомков нашего переводчика?

Племянник фараона

Потомков у переводчика оказалось немного, и проследить их не составило труда. Своей семьи у него не было; после де Граммона его дело продолжал племянник. Сын племянника этим не занимался, так как прошел обе мировые войны и в мирное время продолжал нести военную службу. А вот внучка племянника оказалась деловой особой и сейчас бойко торговала египетскими редкостями на черном рынке, будучи своего рода агентом. Имя ее было известно местным археологам, но на хорошем счету она, ясное дело, не была.

Я быстро посчитал, сколько может предприимчивая особа запросить за документ – поправочка, за документ, который у нее может быть сохранился. Прикинул, сколько согласится выложить мой издатель, который вряд ли раскошелится на большую сумму. Этот замечательный и очень деловой человек, как и я, не считает нужным платить там, где можно выкрутиться своим умом. Ну, или чужим.

Найти искомую особу мне помогли со скрипом. Нагуа и Ашраф ее координат не имели, а их друзья опасались, что приезжий француз просто хочет поживиться с помощью нечистого на руку агента. Честность моих новых знакомых, проявляемая столь не к месту, меня изумила. А может – и скорее всего, – они были заняты другими делами, я даже догадывался какими. Пришлось махнуть рукой на них и пойти по пути наименьшего сопротивления. Путем наименьшего сопротивления для меня всегда был многоязычный каирский рынок. Полчаса кругов по базару – и я вырвался из этого балагана с телефоном и домашним адресом охотницы за редкостями в одной руке и поддельными золотыми серьгами (дань разговорчивому торговцу) в другой. Серьги были передарены ближайшим попрошайкам, и, взяв такси – настоящее ведро с облезлой краской, – я отправился по указанному адресу.

Барышня подошла к вопросу по-деловому и сразу назвала цену. Если бы эту сумму услышал мой издатель, у него гарантированно случился бы инфаркт с летальным исходом.

– Мадемуазель, – улыбнулся я, – когда мне называют такие суммы, я делаю вывод, что продавец просто не хочет продавать.

Мадемуазель насторожилась.

– Предлагаю компромисс. Этот документ – всего лишь перевод, его стоимость – в лучшем случае процентов пять от означенной суммы. Вы отдаете его мне бесплатно, а я делаю вам рекламу. Среди моих знакомых достаточно интересующихся людей, которые весьма состоятельны и готовы приобретать те действительно ценные вещи, которые и являются профилем вашего бизнеса.

Я бил наугад, но попал в точку. Через час копания в шкафах, занимавших целую комнату (я пока изучал арабско-французский словарь), мадемуазель выудила на свет тот самый перевод. Набранный на печатной машинке и совсем не бережно хранимый в картонной папке, которая на своем веку послужила и подложкой под бумагу, и блюдцем, и подставкой под утюг.

Время, потраченное на не самое приятное в моей жизни общение, принесло результат, превзошедший все ожидания.

Содержание документа, который мне в режиме реального времени переводила с древнегреческого Нагуа, оказалось тем, ради чего я приехал в Египет. Правда, я быстро понял, что и это – только начало.

Того кузена Менефта звали Хозарсиф, и это – первое египетское имя Моисея. О чем говорит нам философ Филон Александрийский, между прочим, защитник иудейства. В свою очередь со слов египетского жреца Манефона.

Для меня одно это уже было странно. Ведь мы хорошо помним, о чем повествует библейское предание.

Там Моисей – никакой не египтянин, а еврей, причем из колена Левия, – между прочим, бывшего у иудеев на отдельном счету, так как считалось посвященным Богу. А заодно только оно имело право собирать с израильского народа десятину. В камышах Нила дочь фараона нашла младенца, которого положила туда его мать, надеясь разжалобить фараонову дочь и спасти младенца от гонений.

Меня всегда занимало это место в Библии: и то, как мать четко рассчитала появление принцессы, и то, как она не побоялась положить ребенка в камыши Нила – точно на зубы знаменитым нильским крокодилам. Ну а с точки зрения логики – то, что дочь фараона еще и дала ребенку еврейское имя. Моисей, в переводе «спасенный», в библейской традиции символизирует то самое чудесное спасение (то ли от гонений, то ли от крокодилов).