Валентин Сахаров - На распутье

Вариант третий: «Если же допустить, что в течение ближайших десятилетий установится на мировом рынке новое динамическое равновесие, нечто вроде расширенного воспроизводства того периода, какой развернулся между 1871–1914 гг., то весь вопрос встанет перед нами совершенно иначе. Предпосылкой такого предположенного нами „равновесия“ должен был бы явиться новый период расцвета производительных сил», что неизбежно усилит оппортунизм в рабочем движении и ослабит революционное движение. Если бы мировой капитализм «нашёл новое динамическое равновесие… для своих производительных сил, если бы капиталистическая продукция в ближайшие годы и десятилетия совершила новое мощное восхождение», то «это означало бы, что мы ошиблись в основных исторических оценках. Это означало бы, что капитализм не исчерпал своей исторической „миссии“, и что развёртывающаяся империалистическая фаза вовсе не является фазой упадка капитализма, его конвульсий и загнивания, а лишь предпосылкой его нового расцвета» (с. 66). Иначе говоря, если происходит стабилизация капитализма, то встаёт под вопрос историческая и теоретическая правота марксизма. Политически и психологически Троцкий готов принять такой вывод, не затрудняя себя поиском дополнительных резервов развития социалистической революции в СССР. Что за этим стоит? Надежда на то, что «повинную голову меч не сечёт»?! Или чувство выполненного долга («Ваше приказание выполнено, сэр»)?

Такое предположение имеет основание, если участь, какие, в этом случае, перспективы социалистической революции рисовало воображение Троцкого: «Совершенно очевидно, что в условиях нового многолетнего европейского и мирового возрождения, социализм в отсталой стране оказался бы лицом к лицу с грандиозными опасностями», которые представлялись ему или в виде «войны, в которой враг имел бы над нами колоссальный перевес техники», или «в виде ли потопа капиталистических товаров, несравненно лучших и более дешёвых, чем наши, – товаров, которые могли бы взорвать монополию внешней торговли, а вслед за тем и другие основы социалистического хозяйства» (с. 66–67). В случае «если бы капитализм имел шансы не только прозябания, но и долголетнего развития производительных сил в передовых странах», то «социализму в отсталой стране, пришлось бы очень туго» (с. 67).

Очевидно, что предложенная Троцким программа, в случае её реализации, никоим образом не могла способствовать достижению поставленной перед ней цели. Сам Троцкий её никчёмность признал и выразил следующими словами: стремление обеспечить высокие темпы роста «означало бы, что мы, социалистическое государство, хотя и собираемся пересесть и даже пересаживаемся с товарного поезда на пассажирский, но догонять-то нам приходится курьерский» (с. 66). Полная безнадёжность!

Интересно, что Троцкий, критиковавший Сталина и Бухарина за то, что они считали возможным построение социализма в СССР в условиях капиталистического окружения, следовательно, и за способность длительное время выживать в этом окружении, вдруг отказался от роли «кукушки», перестал предрекать неизбежную и скорую гибель СССР даже в случае нового расцвета капитализма, а ограничивался указанием на сложность возникавшей в этом случае ситуации («пришлось бы очень туго»). Очевидно, проявление такого необычного для Троцкого оптимизма, было нужно ему для придания в глазах членов РКП(б) более приемлемого вида своей теории «перманентной революции». Теперь, в 1925 г., присущий ей политический пессимизм в отношении перспектив развития революции мешал ему вести борьбу за власть в партии и государстве. Но и попытку «привить» ей необходимый оптимизм нельзя признать удачной. Троцкому не удалось устранить противоречие между, с одной стороны, неистребимым политическим «пессимизмом» относительно российской социалистической революции, а значит, и развития СССР в условиях длительно существующего капиталистического окружения, а с другой стороны, фальшивым «оптимизмом» наскоро «сработанной» программы экономического развития СССР с помощью мирового капитализма и ради его гибели. Программе, если на что-то и пригодной, то только на то, чтобы под прикрытием революционной фразеологии обеспечить фактическое принятие плана Дауэса.

Правда, Троцкий уверяет, что для допущения такого варианта обретения мировым империализмом «нового дыхания» «нет решительно никаких разумных оснований» (с. 67). Но своё мнение он подкрепляет только общими ссылками на противоречия развития капитализма, да выражением уверенности, что «история в предстоящие годы предоставит нам достаточно оказий к выигрышу экономического темпа, если мы используем, как следует быть, все ресурсы нашей собственной и мировой экономики», «авторитетным» заверением, что «мы намерены это сделать» и, наконец, скромно выраженной надеждой на повышение «коэффициента» политической силы в сторону революционного пролетариата». Иначе говоря, Л. Д. Троцкий, в очередной раз, обозначив оптимистическую перспективу, не смог сказать ничего определённого о том, что и как следует делать в СССР для того, чтобы обозначенная в рамках его концепции оптимистическая перспектива экономического развития СССР смогла бы реализоваться.

Завершается брошюра вполне «оптимистическим» предположением, в котором, впрочем, сам Троцкий не очень уверен: «В общем, надо полагать,исторический баланс будет сведён для нас более чем удовлетворительно» (выделено авт. -B.C.) (с. 67).

«Напрасный труд» – так можно было бы по праву назвать не только брошюру Троцкого, но и всю его программу социально-экономических преобразований в СССР.

Стоило ради этого вывода книгу писать, искать ответа. Очевидно, эту книгу Троцкий писал не для того, чтобы найти решения реально существовавших проблем (он их не дал), а чтобы посеять сомнение в возможности их решения. Зачем? Может быть, чтобы выполнить возложенную на него «историческую миссию»?

Эта брошюра Троцкого – не программа развития, поэтому в ней нет плана построения социализма в СССР. В рамках теории «перманентной революции» Троцкого её вообще не могло быть разработано. Для нас эта брошюра важна, прежде всего, как свидетельство того, что он не пытался искать способов решения проблем развития социалистической революции в СССР за счёт мобилизации внутренних социальных, экономических и политических ресурсов. Зачем ему К. Маркс со своими идеями относительно социалистического потенциала у абсолютного большинства населения России?! Он только мешал Троцкому делать «своё дело». В чём смысл этой брошюры и изложенной в ней программы? Возможен ответ: смысл в стремлении обеспечить себе прохождение к рычагам высшей власти в РКП(б) и СССР. На самом деле, такой ответ не снимает вопроса, а лишь ставит новый вопрос: для чего ему была нужна такая власть? Ответы на этот вопрос могут быть разные. Если для того, чтобы провести в жизнь свою программу социально-экономического развития СССР, к чему мы, полагаю, должны отнестись серьёзно, поскольку он политически «пострадал» за неё, то, естественно, возникает предположение, что смысл его программы и стремление к власти связаны с намерением подвести советскую социалистическую революцию и СССР к поражению и гибели. В этом случае встаёт новый вопрос: какими политическими установками он руководствовался?