Василий Смирнов - Крымское ханство в XVIII веке

Рассказав про свои беседы и поездки на охоту с Максуд-Гераем, Тотт подметил в этом хане одну только характерную черту — жадность, и для иллюстрации приводит случай с Якуб-агою, где сам он, Тотт, выступает в благородной роли заступника и покровителя несчастного Якуба, который бы иначе непременно погиб.

«Якуб-ага, начальник и главный таможенный чиновник Балты, — читаем в мемуарах, — чуть-чуть не сделался жертвой ее (жадности Максуд-Герая). Лишенный своей должности и своего достояния, заключенный в оковах в тюрьму, он рисковал потерять еще и голову, несмотря на все старания своей покровительницы (принцессы, 70-летней старухи, осчастливившей барона презентованием ему собственноручно вышитой узорами цветной рубашки), и мне показалось весьма важным похлопотать о спасении и поддержке этого человека, которому Франция всегда имела повод считать себя обязанной».

Барон говорит тут, да не договаривает. Дело в том, что момент, о котором идет речь, был самый критический в вопросе о войне между Турцией и Россией. Донесением от 7 июля 1768 года Обрезков уведомляет русское правительство о сообщении Порты, что значительный казацкий отряд, преследуя польских мятежников, въехал в Балту, село, принадлежащее крымскому хану и находящееся на самой польской границе, причем казаки, истребляя конфедератов, убили несколько татар, молдаван и турок. Этому разбойничьему набегу казаков придан был характер вызова со стороны России, и он послужил ближайшим фактическим мотивом к открытию военных действий. В действительности происшествие в Балте имело частный характер стычки христиан с мусульманами и евреями, без всякой политической подкладки.

Что же оказывается? Всю эту историю раздул не кто иной, как барон Тотт, который подкупил балтского начальника Якуба послать ложное донесение в Порту, как это открылось из перехваченной депеши Тотта герцогу Шуазелю [95] Этьен Франсуа Шуазель, герцог д'Амбуаз и граф Стэнвилль (1719-1785) —французский государственный деятель. В 1758-1770 годах фактически определял всю политику Франции, будучи при этом в 1758-1761 и 1766-1770 годах министром иностранных дел, в 1761-1770 годах — военным министром, в 1761-1766 годах морским министром. . Вот в чем, а не в жадности, вероятно, надо искать причину немилости Максуд-Герая к Якуб-аге; вот где причина и такого заступничества барона за Якуб-агу, а не в его великодушии; вот где, наконец, разгадка темного намека Тотта на какие-то услуги Якуба-аги Франции — намека, подтверждающего вместе с тем и участие французского эмиссара в создании casus belli [96] Повод к войне (лат.). , причинившей столько бед Турции и приготовившей окончательное падение Крымского ханства.

Распространяясь о разных пустяках, барон де Тотт лишь вскользь касается факта смены Максуд-Герай-хана и обстоятельств, которыми она сопровождалась, а между тем в высшей степени любопытно было бы знать от очевидцев, как совершался столь важный акт, как свержение правителя целой страны. «Газеты много толковали, — читаем мы в его мемуарах, — о смутах, волновавших в это время Польшу, и о распрях между Портой и Россией. Максуд-Герай находился в самом жупеле этого пожара, принужденный играть тут важную роль; он опасался последствий для себя, видел в Крым-Герае своего преемника и не ошибался ни в одном из своих предположений. Но балтское событие внушило султану решимость развернуть знамя Мухаммеда; русский министр был отведен в Семибашенный замок, а Крым-Герай, вновь возведенный на трон татарский, был призван в Константинополь для совещания с его величеством о первоначальных военных операциях. Эти новости пришли в Бакче-Сарай с известием о низложении Максуда. Тот же курьер привез распоряжение нового хана о назначении каиммакама [97] Каймакам, каиммакам — в Османской империи глава территориального образования; местоблюститель, наместник, заместитель. ».

Из этих кратких намеков Тотта выходит, что Максуд-Герай играл какую-то роль в международных отношениях Порты с Россией. Вероятно, он был против войны. Оттого-то про него турецкие историки и замечают, что он был отставлен по причине отсутствия в нем воинственного духа. Но барон Тотт не пошел дальше намеков. Зато он очень охотно описывает свои хлопоты по приготовлению ужина для нового хана в Каушанах, куда барон отправился встречать его.

Крым-Герай-хана (1182; 1768-1769) весьма чествовали при вторичном его назначении ханом: угощали, осыпали подарками; а султан вел с ним беседы насчет предстоящей кампании. Аудиенция ему и облачение его в ханские доспехи состоялись 7 джемазиу-ль-ахыра 1182 года (19 октября 1768). Тут же обнаружилось и умственное расстройство нового верховного везиря Гамзе-паши, который на другой день был сослан в Галлиполи и заменен Эмин-пашой [98] Яйлыкджизаде Мехмед Эмин-паша — великий везирь с октября 1768 до августа 1769 года. , султанским зятем.

На Крым-Герая возлагались великие надежды в предстоявшей кампании, а потому вскоре последовавшая смерть его — при тогдашнем безлюдье в личном составе правительственной корпорации — составила чувствительную утрату для Оттоманской Порты. Ресми-Ахмед-эфенди, вообще не особенно щедрый на похвальные отзывы и, в частности, не слишком сочувственно относившийся к татарам и их ханам, так описывает Крым-Герая: «Крым-Герай был… богатырь из татар. Он был грозный человек, умевший осуществлять свою угрозу. Татары и казаки боялись его. За тридцать дней до весеннего равноденствия, находясь в Каушане, как только он узнал о вступлении московов в ляхcкие пределы, тотчас же был готов с татарским народом войти в Польшу опустошить польские земли и во что бы то ни стало расстроить московское полчище в отношении продовольствия. По воле судьбы в течение нескольких дней известие о его смерти подтвердилось. Если бы счастье благоприятствовало и Крым-Герай в ту пору вошел бы в Польшу, то вправду причинил бы московцу великие хлопоты и, наверное, воспрепятствовал бы его смелому нападению на Хотин». Воздавая похвалу доблестным качествам хана, Ресми-Ахмед-эфенди, очевидно, не придает никакого значения тому, что уже было ханом сделано со времени объявления войны. По словам де Тотта, уже 7 января 1769 года Крым-Герай тронулся со своей многочисленной ордою из Каушан по направлению к русской границе, и, действительно, все подвиги татар состояли в опустошении и сожжении попутных селений и уводе пленных разных полов и возрастов.

Занятый главным образом своей собственной особой и амикошонскими отношениями к хану, барон де Тотт не сохранил даже чисел ханского маршрута: вышеприведенная цифра — 7 января — есть единственная в описании целой, хоть и непродолжительной кампании. Но о чем часто и настоятельно вспоминает болтливый француз, так это о страшных холодах, свирепствовавших в ту зиму, так что в ханском ополчении и люди, и лошади массами гибли от стужи. Превознося строгость дисциплины, настоятельно поддерживавшуюся железною волей Крым-Герая в своем полчище, и его гуманность, признаком которой де Тотт выставляет отвращение хана от отрубленных голов неприятельских, барон тут же преподробно рисует картину поистине варварской расправы хана с одним ногайцем-мародером и процедуру дележа пленников, причем на долю барона хан тоже отчислил десять красивых мальчиков. Трудно сказать, кто худшую роль играл в этом дележе — дикий ли татарин, по преданию отцов считавший эту процедуру делом обыкновенным, или цивилизованный француз, подавший своим нравом и манерами повод хану предполагать, что красивые мальчики составят весьма подходящий сюрприз приятному спутнику, который был «eloigne de son Harem» [99] Без своего гарема (фр.). .