Евгений Марков - Славянская спарта

И чѣмъ дальше, чѣмъ ближе въ Каттаро, тѣмъ все могучѣе и грознѣе дѣлается красота горъ. Отъ Перастской бухты пароходъ нашъ уже бѣжитъ въ суровой тѣни титанической черносѣрой стѣны, подпирающей облава небесныя. Стѣна эта загораживаетъ намъ здѣсь полнеба, она не даетъ ни одному лучу солнца пролить свой живительный золотой дождь на городки и деревеньки противоположнаго праваго берега. Стѣна эта тянется на цѣлыя версты, нигдѣ не разступаясь и не отступая, такая же сѣрая, такая же голая, такая же мрачная и неприступная отъ Перастской бухты до самаго Каттаро… Глядишь съ жуткимъ чувствомъ съ палубы своего низенькаго пароходика на эти первозданныя громады, уходящія въ небо, и кажешься самъ себѣ вмѣстѣ съ пароходомъ своимъ такою жалкою мошкою, копошащеюся у пяты этихъ каменныхъ исполиновъ; и самый заливъ, въ сущности еще очень широкій, по сравненію съ отѣнившими его колоссальными хребтами, невольно представляется какимъ-то узенькимъ водянымъ корридоромъ, обставленнымъ высокою стѣною…

— Это Черная-Гора! — какимъ-то словно обробѣвшимъ, стихшимъ голосомъ говоритъ мнѣ нашъ спутникъ австріецъ Вагнеръ, указывая рукою налѣво.

— Видите, это Черная-Гора! — крикнулъ мнѣ по-славянски сверху съ своего мостика капитанъ бокезецъ, и его черные глаза, и все его смуглое, сухое лицо вдругъ засверкали какихъ-то радостнымъ и самодовольнымъ огнемъ.

Такъ это, наконецъ, Черная-Гора!..

Я смотрѣлъ на нее съ безмолвнымъ благоговѣніемъ, недавно воспитаннымъ во мнѣ страстною симпатіею къ этому родному намъ племени сказочныхъ героевъ и богатырей, изумительнымъ образомъ уцѣлѣвшихъ на порогѣ ХХ-го столѣтія среди изнѣженной цивилизаціи современной Европы…

Такъ вотъ она, славная Черная-Гора! Привѣтъ тебѣ и земной поклонъ за доблести твои…

Титаническая каменная броня, одѣвающая молодецкую грудь. Черногоріи, со стороны, обращенной къ врагу, — служитъ на своемъ верхнемъ гребнѣ и оффиціальною границею между австрійскою имперіею и княжествомъ черногорскимъ. Объ этомъ свидѣтельствуютъ въ краснорѣчивомъ безмолвіи вдругъ забѣлѣвшій тамъ наверху австрійскій фортъ и казарма австрійскихъ пограничныхъ жандармовъ, стерегущихъ рубежъ земли цесарской…

Но «орлы» Черной-Горы не стѣсняются жандармами и пушками. Ихъ черныя струки свободно бродятъ по козьимъ тропамъ, этихъ головокружительныхъ высей, въ которыхъ они чувствуютъ себя какъ рыба въ водѣ, и въ былыя времена они уже не разъ — нельзя сказать — сбѣгали, а просто слетали съ своихъ дикихъ неприступныхъ утесовъ, сливались съ нихъ быстро и дружна внизъ, какъ волны горнаго водопада, и являлись какъ снѣгъ на голову среди перепуганныхъ жителей Бокки, гомерически-могучіе, гомерически-смѣлые, круша и руша передъ собою тогда еще дряблую австрійскую силу.

Все подножіе Черной-Горы, какъ и другихъ горныхъ береговъ Бокки, одѣто внизу садами оливокъ, смоковницъ, орѣховъ, усѣяно деревеньками и хуторками. Тутъ Мота, Доброта и много другихъ селъ, а противъ нихъ на правомъ берегу большое красивое мѣстечко Перчань. Добрбта — одно изъ самыхъ богатыхъ селеній Бокки; ея большіе двухъ-этажные каменные дома придаютъ ей видъ изряднаго городка. А такъ какъ жители ея не православные, а все католики, то въ прежнее время, когда между Австріей и Черною-Горою то-и-дѣло возникали пограничныя ссоры и столкновенія, — набѣги черногорскихъ юнаковъ прежде всего обрушивались на голову злополучныхъ добротянъ, — этихъ самыхъ близкихъ и самыхъ заманчивыхъ по зажиточности своей сосѣдей безплодной и бѣдной Черной-Горы, все-таки болѣе щадившей своихъ единовѣрцевъ…

Каттаро, славянскій Которъ, хорошо виденъ только тогда, когда вплотную подъѣдешь въ нему. Тамъ, гдѣ горы праваго берега Бокки совсѣмъ готовы сойтись съ утесистыми стѣнами Черной-Горы, — узкая тѣснина, вся заросшая садами, раздѣляетъ ихъ своею глубокою сѣдиною. У начала этого ущелья, на низкомъ берегу, почти вровень съ водою, толпится группа домовъ и церквей, осѣненныхъ сзади отвѣсною голою скалою. Это и есть Которъ, главный административный и торговый центръ Бокки Которской, когда-то столица свободной республики бокезовъ…

Которъ разглядишь хорошо, когда вплотную подъѣдешь въ нему. На набережной хорошенькій садикъ, горящій цвѣтами олеандровъ и золотыми яблоками недозрѣлыхъ еще лимоновъ, бульвары, кофейня, лавочки; нѣсколько кораблей причалили прямо въ пристани; въ Которскомъ заливѣ даже у самыхъ береговъ море такъ глубоко, что большіе пароходы могутъ приставать къ нимъ безъ всякой опасности; это дѣлаетъ Которсвій заливъ идеальнымъ рейдомъ и для военнаго, и для торговаго флота. Но, подъѣхавъ въ Котору, вы уже не въ силахъ смотрѣть ни на набережную его, ни на его пристань. Вы всецѣло поглощены и поражены чисто-фантастическою декораціею, которая развертывается теперь передъ вашими глазами. Надъ этою узкою полоскою земли чуть не вровень съ моремъ, надъ тѣсно скученными старинными домами и колокольнями города, лѣпящагося по подножію горы, поднимается, словно какой-нибудь волшебный замокъ титановъ, капризно источенная стихіями, сѣрая отвѣсная скала огромной высоты, вся ощетинившаяся камнями, обрывами, утесами, увѣнчанная сверху, на пикѣ своемъ, настоящимъ неприступнымъ валкомъ, на которомъ горделиво развѣвается австрійскій флагъ. Зубчатыя стѣны и башни безконечною тесьмою сбѣгаютъ съ вершины этой скалы-крѣпости, отъ бойницъ этого владычествующаго надъ всѣмъ замка, по обрывистымъ краямъ скалы, извиваясь то вправо, то влѣво, внизъ въ подошвѣ горы, къ самой набережной моря, видныя отсюда снизу едва не въ темя свое — до такой степени отвѣсно спускаются онѣ, становясь пятами верхнихъ чуть не на головы нижнихъ, образуя мѣстами могучіе бастіоны, скрѣпляющіе связь этой спалзывающей внизъ каменной ограды. Это — старинная венеціанская крѣпость св. Джіованни. Глядя на ея безчисленные зубцы, всѣ открытые вашему взору, вы представляете себѣ издали, будто какая-то безконечная лѣстница громадныхъ каменныхъ ступеней спускается съ высоты скалы въ волнамъ моря… Здѣсь нижняя зубчатая стѣна, вся заросшая плющомъ и равными ползучими растеніями, подпертая массивными круглыми башнями, отдѣляетъ набережную и пристань отъ города. Другая, параллельная ей, сдавливаетъ городъ нѣсколько выше съ противоположной стороны, разобщая его совершенно съ внутренностью отвѣсной скалы-крѣпости. Но и черезъ эту пустынную внутренность зачѣмъ-то проведены такіе же отвѣсно спускающіеся зигзаги стѣнъ и башенъ, а на половинѣ подъема скалы виденъ среди этихъ стѣнъ старой крѣпостной соборъ, въ уныломъ одиночествѣ торчащій среди голыхъ камней и обрывовъ, скорѣе прилѣпленный къ скалѣ, чѣмъ стоящій на ней… Городъ внизу зажатъ между охватывающими его стѣнами, и дома набиты въ немъ какъ сельди въ боченкѣ…