Евгений Марков - Славянская спарта

Аббація — это одинъ сплошной паркъ пальмъ, латаній, юккъ, кипарисовъ, роскошный уголокъ тропиковъ, брошенный на живописные камни морского берега по крутымъ скатамъ лѣсистой горы; среди букетовъ пальмъ, въ цвѣтущихъ и благоухающихъ корзинахъ цвѣтниковъ спрятаны, будто какія-нибудь драгоцѣнныя бездѣлушки, дворцы и виллы, полные художественнаго вкуса, одни изящнѣе другихъ, одни богаче другихъ, всѣ въ мраморахъ, въ статуяхъ, въ балюстрадахъ, балкончикахъ, фонтанахъ… Этотъ паркъ, эти виллы придвинулись прямо къ морю и какъ гигантскою ширмою загородились зеленою курчавою горою отъ вѣтровъ и зноя… Проводятъ тутъ лѣто только очень богатые люди, и стоитъ только окинуть глазомъ этотъ волшебный садъ, населенный мраморными дворцами, чтобы сразу понять, до какой степени было бы здѣсь неумѣстно и невозможно все скромное и бѣдное. Эрцгерцогиня Стефанія, вдова загадочно погибшаго наслѣднаго принца Рудольфа, особенно полюбила Аббацію и избрала ее своимъ постояннымъ мѣстомъ пребыванія, не мало обогащая этимъ счастливый приморскій уголокъ.

Мы обошли пѣшкомъ паркъ, объѣздили въ щегольской коляскѣ, которыхъ тутъ множество толпится у гостинницъ для услугъ туристовъ, немногочисленныя улицы, аллеи и набережныя мѣстечка, и, наморившись, усѣлись на центральной эспланадѣ передъ главнымъ рестораномъ, гдѣ играетъ музыка, какъ разъ надъ обрывами моря, освѣжая себя мороженымъ, слушая стройные звуки оркестра и вмѣстѣ съ тѣмъ любуясь чудною картиною вечерняго моря.

У самыхъ ногъ нашихъ оказалась пристань для купанья, и обтянутые въ полосатое трико любители водяного спорта продѣлывали передъ нами невообразимые сальто-мортале, прыгая головою внизъ съ высокихъ подмостковъ въ волны моря, ловко перекувыркиваясь въ воздухѣ и всячески утѣшая зѣвавшую на нихъ публику своими гимнастическими затѣями.

Съ послѣднимъ вечернимъ пароходомъ мы перебѣжали назадъ въ Фіуме, успѣли еще* не спѣша напиться чаю и закусить въ Café Central, погуляли по ярко освѣщенному, какъ паркетъ гладкому Корсо, полному празднаго народа, и только въ 10 часовъ вечера, занявъ мѣста въ отлично устроенномъ спальномъ вагонѣ, съ умывальнями, буфетомъ, просторною столовою и всякими вообще комфортабельными приспособленіями, двинулись по дорогѣ въ Буда-Пештъ. Прибавки за спальный вагонъ съ насъ взяли полъ-цѣны нашихъ желѣзнодорожныхъ билетовъ.

Въ Венгріи мы уже не хотѣли нигдѣ останавливаться, и нетерпѣливо неслись курьерскимъ поѣздомъ назадъ въ далекую родину. У насъ не хватало больше ни времени, ни терпѣнія такъ долго быть на чужбинѣ. Венгрія только мелькала мимо насъ въ окна вагона, какъ безконечно развертывающійся свитокъ, оставляя во мнѣ впечатлѣніе сплошной плодоносной равнины, покрытой тучными нивами кукурузы, стадами быковъ съ аршинными рогами, богатыми фермами, опрятно выстроенными деревнями, прорѣзанной во всѣхъ направленіяхъ шоссированными и густо обсаженными дорогами…

Самъ Буда-Пештъ промелькнулъ почти незамѣтно, потому что мы прорѣзали его въ сторонѣ предмѣстій и только издали могли любоваться на цѣлый лѣсъ фабричныхъ и заводскихъ трубъ, окружающихъ его волнистыми хвостами своихъ безчисленныхъ дымовъ, на старинную крѣпость Буды, вѣнчающую собою крутой холмъ надъ волнами Дуная, да на самъ широкій Дунай, черезъ который мы пронеслись по прекрасному желѣзному мосту немного ниже города. Вокзалъ Буда-Пешта — громадный и великолѣпный, но здѣсь все только Венгрія и ничего кромѣ Венгріи. Ни одной нѣмецкой надписи нигдѣ, ни одного нѣмецкаго слова ни отъ кого.

Отъ Буда-Пешта — курьерскій поѣздъ въ Галицію уже безъ спальныхъ вагоновъ; а очень скоро изъ курьерскаго онъ обратился въ самый возмутительный поѣздъ «на долгихъ». Насъ неожиданно остановили глубокою ночью на серединѣ дороги, и совсѣмъ сонныхъ стали выгонять изъ вагоновъ, объявляя, что дорогу размыло сильными горными дождями и что нужно пройти около полуверсты пѣшкомъ черезъ ложбину до другого поѣзда, который высланъ намъ на встрѣчу. Ночь была хоть глазъ выколи; дождь лилъ какъ изъ ведра, и глинистая почва размякла, какъ тѣсто, такъ что нога уходила по щиколку въ грязь. Поѣздъ стоялъ въ какомъ-то лѣсномъ ущельѣ Карпатскихъ горъ, въ которомъ ночной вѣтеръ вылъ пронзительно, какъ въ трубѣ, барабаня безъ милосердія намъ въ лицо косыми струями дождя. Не видно было, куда идти, и на каждомъ шагу можно было полетѣть въ темнотѣ куда-нибудь въ обрывъ; а тутъ еще изволь тащить съ собою чемоданы, сакъ-вояжи и всю наскоро захваченную изъ вагона дорожную рухлядь. По счастію, нашлись какіе-то услужливые люди, которые согласились нагрузиться нашимъ багажомъ, и хотя исчезли сейчасъ же въ темнотѣ, оставляя меня раздумывать объ ихъ дальнѣйшихъ намѣреніяхъ и о будущей судьбѣ нашихъ чемодановъ, но тѣмъ не менѣе дали мнѣ возможность провести жену до освѣщеннаго мѣста, гдѣ стояли длинными рядами, съ пылающими смоляными факелами въ рукахъ, совсѣмъ какъ въ какой-нибудь сценѣ романтической оперы, закутанные въ вывороченныя мѣхомъ бараньи шкуры, въ нахлобученныхъ широкополыхъ шляпахъ, черныя, усатыя фигуры, которыя казались еще мрачнѣе и таинственнѣе отъ странно освѣщавшаго ихъ, перебѣгавшаго по ихъ суровымъ лицамъ краснаго отблеска факеловъ. Это администрація желѣзной дороги очень кстати догадалась выслать человѣкъ пятьдесятъ словаковъ, туземцевъ этихъ горъ, чтобы помочь публикѣ перебраться по проложеннымъ доскамъ черезъ размывы дороги.

Только въ 5 ч. утра мы добрались до Лавоча. Къ нашему горю, утренній поѣздъ не дождался насъ и ушелъ. Слѣдующаго поѣзда приходилось ждать до 7 часовъ вечера и въ свою очередь упустить необходимый дальнѣйшій поѣздъ. Когда мы всѣ, продрогшіе, не выспавшіеся, обезкураженные рядомъ неудачъ, высыпали изъ вагоновъ и безпомощно толкались на открытой галереѣ воздала, запертаго потому, что въ этотъ часъ не полагалось никакого поѣзда, мы были похожи на обмершихъ осеннихъ мухъ… Но съ нами было нѣсколько галиційскихъ евреевъ, спѣшившихъ по дѣламъ въ Львовъ, и они-то первые стали раскидывать своимъ изобрѣтательнымъ умомъ, какъ бы намъ выбраться изъ нашего горестнаго положенія. Послѣ нѣсколькихъ безплодныхъ аттакъ на начальника станціи, чтобы онъ приказалъ насъ везти дальше до Сколы въ томъ же поѣздѣ, у находчивыхъ израильтянъ сейчасъ же составился другой планъ. Они стали сновать по публикѣ съ подписнымъ листомъ, — кто желаетъ участвовать въ заказѣ дли насъ экстреннаго поѣзда до Сколы, гдѣ почему-то являлась возможность сѣсть въ какой-то проходящій поѣздъ, и сколько кто можетъ заплатить за это удовольствіе. Публика была небогатая и нетароватая, и огромное большинство — III-го класса: кто записывалъ гульденъ, кто два, такъ что никакъ не набиралось требуемыхъ 68 гульденовъ. Чтобы ускорить дѣло, я вынужденъ было свеликодушничать и дать за себя 12 гульденовъ, но очень скоро узналъ изъ секретнаго доклада одного изъ израильтянъ, что оба иниціатора подписки обдѣлали дѣло такъ, что имъ не только не пришлось ничего заплатить за себя, но еще и осталась малая толика за хлопоты…