Григорий Кваша - Теория войн

Последние революции в Англии отгремели в XVII веке. Королевский дом влиял на исторический процесс все меньше. Мерить исторический процесс по партийной принадлежности премьер-министров или личным особенностям премьеров также довольно нелепо, уж слишком калейдоскопично они сменяли один другого. В XVIII веке революции заменили парламентские реформы. Смысл же всего цикла – это промышленный переворот, победа капитализма в одной отдельно взятой стране, что в конечном счете привело к победе капитализма во всем мире. При этом вроде бы как Западные символы (парламентаризм и рыночная экономика) стали инструментами имперского беспредела.

Первая фаза (1761–1797). Возможно, что своим переходом в более мощный ритм Англия всего-навсего хотела одним ударом выиграть Семилетнюю войну (1756–1763), начатую ею очень неудачно. И действительно, уныние было столь велико, что даже бесстрастный Честерфилд воскликнул в отчаянии: «Как нация мы больше не существуем!» Это было в 1756 году (Западный Идеологический период закончился в 1753 году), а уже через 7 лет Англия праздновала победу. С победы в Семилетней войне начинается величие Англии.

Дж. Грин: « Она завладела Северной Америкой, подготовила себе владычество в Индии, стала считать своей собственностью господство над морями; все это вдруг высоко поставило Британию над другими странами, расположенными на одном материке и осужденными поэтому играть сравнительно незначительную роль в последующей истории мира » [11].

Впрочем, не будем переоценивать фактор войны. Внушительные победы Англии в войне начались еще до Имперского ритма (1759). Другое дело, что воспользоваться победами этой войны дано было только Империи.

Первую половину XVIII века в Англии еще шел, по выражению Дж. Тревельяна, « век аристократии и свободы; век правления закона и отсутствия реформ; век индивидуальной инициативы и упадка учреждений … век роста гуманных и филантропических чувств и усилий. Такой век не стремится к прогрессу …» [13]

И ведь это сказано об Англии, которая шла впереди планеты всей, но сказано уже задним числом ввиду того фантастического прогресса, который начался в конце XVIII века и длился весь XIX век.

Нам, детям, а точнее, внукам технического прогресса трудно представить, с чего все начиналось. Механическая прялка «Дженни» – 1765 год, прядильная машина с водяным двигателем – 1767 год, прокатный стан – 1784 год. В том же 1784 году Джеймс Уатт получил патент на универсальный паровой двигатель… За период с 1760 по 1785 год было выдано больше патентов, чем за предыдущие полтора столетия. Как грибы после дождя начинают расти фабрики, фабричные города. В царствование Георга II (1727–1760) мануфактурное производство стояло по деревням. Города же были лишь торговыми центрами. Теперь город становится средоточием производства.

Одновременно с промышленным переворотом шел и сельскохозяйственный переворот. Отныне благодаря Имперским законам, а точнее, Имперскому беззаконию процедура укрупнения земельных владений не требовала согласия бывшего собственника. Через парламент пачками стали проходить частные законы, утверждавшие, по сути, насильственное изгнание крестьян с земли. Изгоняемый должен был довольствоваться компенсацией, назначенной ему парламентскими комиссарами. По сути, «огораживание» стало государственной политикой.

Арн. Тойнби: « Можно было подумать, что произошла какая-нибудь истребительная война или насильственная революция, вызвавшая переход земельной собственности от одного класса к другому » [14].

И быстрым этот процесс стал не ранее 1760 года. Перерождаться мучительно и внезапно – судьба тех народов, кто, оставив эволюционные ритмы, вступил на Имперский путь.

Третьей составляющей Имперского перерождения Англии стали могучие и внезапные транспортные преобразования. В этом можно заметить полное сходство первой английской фазы и первой российской фазы (1881–1917), также прославившейся дорожным строительством. Герцог Бриджуотер в 1759 году объединил свое парламентское влияние и свой капитал с гением полуграмотного инженера Бридли – и благодаря этому союзу в ближайшие 50 лет вся Англия была покрыта сетью водных путей. Именно транспортный прорыв сделал Англию единым рынком производства и потребления.

Дж. Тревельян: « Богатство и досуг увеличивались и охватывали все более широкие слои общества; гражданский мир и личная свобода были более обеспечены, чем в какой-либо предыдущий век… войны при помощи маленьких профессиональных армий почти не мешали мирным занятиям обитателей счастливого острова. Никогда империя не приобретала чего-либо с меньшими затратами, чем Канаду и Индию. Что касается Австралии, то капитан Кук просто подобрал ее из моря. Может быть, с тех пор как стал существовать мир, ни одно общество мужчин и женщин не наслаждалось жизнью в такой степени и так разносторонне, как английский высший класс в этот период. Литературные, светские и политические круги состояли из одних и тех же лиц » [13].

Но благодушная первая Имперская фаза не бесконечна. В истории России буря, предвещающая ужасы второй фазы, началась в 1914 году, когда до начала силовой фазы оставалось три года, в Англии буря началась в 1793 году, когда до начала второй фазы оставалось четыре года.

Вторая фаза (1797–1833). Революция грянула в 1797 году. Упорные забастовки, луддитские выступления, «продовольственные» волнения, борьба против спекуляции и дороговизны, «голодные бунты», протесты по поводу огораживаний, выступления против вербовки в армию и флот, солдатские волнения. Высшим подъемом борьбы стали грозные восстания более 50 тысяч моряков на 113 кораблях флота в 1797 году, создавших свою «плавучую республику»…

Иной взгляд на вторую фазу обычно связан с влиянием на Англию Французской революции и войн с Францией, тогдашним Тоталитарным двойником Великобритании. Великая Французская революция свершилась в 1789 году, за 8 лет до начала второй фазы в Имперской Англии, и своим характером определила не только 1797 год, но и весь характер второй английской фазы, так называемую «антиякобинскую реакцию». Страну захлестнула мутная волна неистового псевдопатриотизма, любые радикальные или просто критические заявления воспринимались как проявление профранцузских настроений.

Дж. Тревельян: « Эта долгая война, происходившая в критический момент нашего социального развития, была тяжелым несчастьем. Война, вызвавшая большие затруднения в экономической жизни и « антиякобинскую » реакцию против всех предложений о реформе и всякого сочувствия к жалобам и страданиям бедноты, создала наихудшую обстановку для промышленных и социальных перемен » [13].