Александр Лаппо-Данилевский - Методология истории

Легко заметить, однако, что совпадение источников получает значение для суждения о подлинности или неподлинности источников или составных частей каждого из них лишь в том случае, если оно объясняется предполагаемой реальной зависимостью одного источника от другого. Действительно, критический анализ состава источников опирается не только на вышеуказанные основные принципы, но и на особое понятие, а именно на понятие о реальном взаимоотношении источников, т. е. о группе источников, зависящих один от другого или друг от друга, а потому и сходных между собою. В самом деле, при критическом анализе состава источников историк уже исходит из понятия о группе источников, находящихся в таком именно взаимоотношении, и, пользуясь понятием о нем, выясняет эмпирическим путем характер той именно реальной зависимости, в какой они находятся в действительности; представляя себе целую группу источников, «родственных» между собою, историк-критик определяет подлинность или неподлинность источника, принадлежащего к этой группе, или составных его частей.

При построении группы связанных между собою источников нельзя, однако, точно установить зависимость между ними, не зная, какой из них основной, т. е. не зависит от других, и какие, напротив, стоят в более или менее близкой или отдаленной зависимости от него. Вообще, если историк может удовлетворительно объяснить весь источник В или некоторые части в источнике В лишь предположением, что его составитель пользовался источником А или соответствующими частями источника A , то он и получает основание признать зависимость источника В от источника А .

Такое заключение получает несколько большую обоснованность, если исследователь может доказать, что место возникновения основного источника А действительно соответствует его предположениям, т. е. что основной источник А появился в более культурном центре, чем производный В , а главное, возник раньше В , т. е. действительно предшествовал В во времени; в сомнительных случаях преемство родственных источников во времени может иметь большое значение для установления генеалогической связи между ними, т. е. для вывода, что В зависит от А , а не А от B ; наконец, то же заключение получает еще большую вероятность, если исследователь имеет основание представить себе такую зависимость в смысле причинно-следственной связи, т. е. действительно подыщет те условия и мотивы, которыми он может объяснить заимствования, какие составитель В сделал из А ; в последнем случае критик уже представляет себе А условием, при наличии которого составитель В испытал мотивы, побудившие его образовать продукт В , и действительно образовал источник В .

С указанной точки зрения, можно, пожалуй, формулировать и понятие о подлинности или неподлинности данного источника или его частей: тот источник, который не зависит от какого-либо другого источника, признается подлинным; и наоборот, в той мере, в какой источник оказывается зависимым, он считается неподлинным; то же, разумеется, можно сказать и о частях источника. [426]

Установление подлинности или неподлинности составных частей источника в только что указанном смысле равносильно установлению в пределах данной группы самостоятельности или зависимости частей данного источника от соответственных частей других родственных ему источников. С такой точки зрения, можно сказать, что критический анализ состава источника сводится к определению степени зависимости его от других источников.

Возьмем схематический пример, на котором можно разъяснить сказанное.

Вообразим, например, что источники А, В и С по разложению каждого из них на части представляются в следующем виде:

A = a 1 + a 2 + a 3… + a n

B = a 1 + b 1 + a 2 + b 2… + b n

C = a 1 + c 1 + a 3 + c 2 + a 4 + c 3… + c n .

При рассмотрении A, В и С в их разложениях легко заметить, что между элементами одного и того же вида — а или b или с и т. п. — больше единства, чем между их сочетаниями вида ( a + b ) или ( а + с ) и т. п., и что, следовательно, А отражает большее единство сознания, чем В или С; В обнаруживает некоторую разъединенность сознания его составителя, так как содержит два ряда элементов, перебивающих один другой, причем каждый из рядов ( a 1 + a 2 + …) и ( b 1 + b 2 + … + b n ) состоит из элементов, представляющих некоторые черты сходства между собою; С также обнаруживает некоторую разъединенность сознания его составителя, так как сложный ряд образующих его элементов ( a 1 + c 1 + a 3 + c 2 + a 4 + c 3… + c n ) получился путем скрещивания двух рядов, из которых один — с пробелами. Вместе с тем на основании критериев соответствия с культурой и индивидуальностью можно понять В и С в некоторых из их особенностей, положим, лишь приняв во внимание, что составители их, каждый по-своему, пользовались A , т. е. что составитель В дополнял А , а составитель С сокращал A ; с такой точки зрения, можно, например, объяснить наличие в B и С посторонних им элементов, порядок их расположения в B и С , соответствующий в каждом из них порядку расположения тех же элементов в А , сходство их расположения в В и С и т. п. Заключение о зависимости их от А , впрочем, подкрепляется еще рассмотрением обратного предположения — о зависимости А от В или С или же о зависимости А и от B , и от С ; при указанных условиях оно хотя и возможно, но маловероятно. В самом деле, предположение, что А — производный источник от источника В или С , возможно лишь при том условии, если составитель А систематически выпускал элементы, характеризующие В или С , а в последнем случае сверх того еще вставлял элементы, недостающие для образования группы ( a 1 + a 2 + a 3… + a n ); но такая возможность маловероятна: для получения А из В или С составитель А должен был бы восстановить единство данной группы элементов ( a 1 + a 2 + a 3… + a n ), уже утраченное в В , а тем более в С ; но при такой построительной работе и особенно если принять, что составитель А не имел в виду научно восстановить группу ( a 1 + a 2 + a 3… + a n ), а просто пользовался В или C , трудно допустить, что составитель А не обнаружил бы никаких признаков самостоятельной мысли и не внес бы каких-либо, хотя бы слабых изменений в группу ( a 1 + a 2 + a 3… + a n ), т. е. что он не взял бы для составления А , положим, элемент вида а' x , а не ах из В или С , или не присовокупил бы к виду а какой-либо случайно захваченный или измененный элемент b или с вида b x, c x и т. п.; при вышеуказанных условиях трудно допустить и то, что источник А меньше соответствует данной культуре и индивидуальности его автора, чем более разъединенные по своему составу источники В или С. Наконец, еще труднее признать, что А зависит и от B , и от С , так как в последнем случае составитель А должен был бы систематически выпускать некоторые элементы, характеризующие соответственно B и C , для получения одного и того же результата, что не имело бы смысла, и следовательно, с такой точки зрения, один из источников — В или С — на основании замечаний, уже сделанных выше, все же представлялся бы зависимым от А . В силу подобного рода соображений можно придти к следующему заключению: гипотеза, что в данной группе источников А, В и С источник А — основной, а В и С — зависимые от него, гораздо более вероятна, чем обратная гипотеза, что А зависит от В или от С или же от В и от С. Если, сверх того, историк может доказать, что А возникло в более культурном центре, а в особенности раньше, чем В и С , он может в случае нужды подкрепить свой вывод или свое предположение относительно производного характера B и С ; а зная место и время возникновения А, В и С и индивидуальность их составителей, он может также объяснить реальную связь их продуктов и различия в них и, таким образом, окончательно утвердить свой вывод, что А — основной источник, а В и С — зависимые или производные от него. При рассмотрении источников, один из которых представляет еще большую сложность и образован, положим, из элементов троякого, а не двоякого рода, историк, конечно, опирается на те же принципы, но соответственно осложняет свое рассуждение, смотря по тому роду зависимости, какая в данном случае наблюдается. [427]