Владимир Успенский - Тайный советник вождя

— Наши истребители подняться не могут, — сказал он, — поскольку аэродром блокирован.

Ямада, казалось, потерял дар речи.

— Что это все значит? — спросил он наконец.

Я ответил, что если в указанный срок советское командование не получит сообщения о положительных результатах переговоров, Чанчунь будет подвергнут бомбардировке.

Несколько минут Ямада стоял словно в оцепенении. Затем резко вынул свой самурайский «меч духа», несколько раз поцеловал его и, подав мне через стол, склонил голову со словами: «Теперь я ваш пленник. Диктуйте свою волю». Его примеру последовали все присутствующие в кабинете японские генералы и офицеры, признавая себя пленными.

Тут же в 14:10 Ямада подписал акт о безоговорочной капитуляции. Началось разоружение войск Чанчуньского гарнизона и в прилегающих районах, а затем и на всей территории Маньчжурии».

У потомственного офицера Артеменко достало такта не оскорбить побежденного неприятеля, сохранить его честь. Подержав меч несколько секунд, полковник с достоинством вернул его старому, худенькому, низкорослому генералу, известному своим твердым характером и лисьей хитростью. И увидел благодарность в глазах японского командующего. На мгновение задумавшись, Ямада взял с этажерки фигурку бегущего слона и с легким поклоном подал ее Артеменко. «На память», — сказал переводчик.

Все вроде бы просто. Слетал в осиное гнездо, в самый центр вражеских сил, и принудил противника подписать акт о капитуляции. И ни слова не написал Артеменко, какой опасности подвергался сам и сопровождавшие его люди, оказавшись среди фанатиков-самураев, предпочитавших покончить с собой, нежели сложить оружие. А убить русских им вообще ничего не стоило, только бы пальцем шевельнул генерал.

О подвиге полковника Артеменко, о его миссии писали в 1945 году газеты во всем мире, печатались его фотографии, особенно часто та, на которой он запечатлен вместе с генералом Ямада. Однако пошумело благодарное человечество, да вскоре и напрочь позабыло о мужественном полковнике, как и о других скромных героях. После войны полковник отправлен был в отставку с семнадцатью (!) осколками в теле — это, конечно, сказывалось. Поработал начальником цеха, главным энергетиком завода. Вышел на пенсию, осел на Харьковщине — больше о нем ничего не знаю. А в официальной истории осталось другое событие: подписание акта о безоговорочной капитуляции Японии, состоявшееся 2 сентября 1945 года на борту американского линкора «Миссури» в Токийском заливе. Этот день официально считается датой окончания Второй мировой войны. [99] Иван Тимофеевич Артеменко дожил до 50-летия Победы и встретил этот великий праздник в полном одиночестве и полунищете. Жена умерла, погиб сын-летчик. Украинская пенсия настолько мала, что не сведешь концы с концами. Бедствует человек, давно уже разменявший девятый десяток. Хорошо хоть, что по мере возможности морально и материально поддерживают его давние фронтовые друзья, сами уже старики. (Примеч. автора.)

К подписанию токийского акта о капитуляции наша сторона, прежде всего сам Сталин, отнеслась без энтузиазма, как к простой формальности. Действительно, исход битвы был решен ликвидацией Квантунской армии, о чем существовал соответствующий документ. Но имелись и другие причины. Сталин был недоволен Трумэном, с которым так и не договорился о высадке наших войск на Хоккайдо, и намеревался подчеркнуть свое недовольство невысоким уровнем нашей правительственной делегации при подписании акта. Сперва намечалось, что делегацию возглавит кто-либо из военных, маршал Василевский или адмирал Кузнецов. Но и этого показалось слишком много после того, как стало известно: среди союзников, которые прибудут на «Миссури», будет находиться некий генерал Свердлов, он же Пешков, родной брат Якова Мовшевича Свердлова, которого Иосиф Виссарионович ненавидел чем дальше, тем сильнее. Ставил ему в вину провокационный расстрел царской семьи, разжигание междоусобного кровопролития, невиданного на Руси, в том числе жестокое «расказачивание» восемнадцатого года, беспардонное использование троцкистско-свердловскими националистами в своих корыстных целях христианско-коммунистических идей равенства и справедливости, которыми руководствовался сам Иосиф Виссарионович. А тут — как нарочно, как назло — свердловский братец, международный авантюрист, дезертир из России, каким-то образом «усыновившийся» нашим великим писателем, о чем отрицательно высказывался сам Пешков-Горький. Жулье!

— Неавторитетная компания, — презрительно высказался по этому поводу Сталин. — Пошлите туда зауряд-генерала. Грамотного, чтобы расписался красиво. И чтобы полученные от нас инструкции соблюдал. Большего не требуется, хватит с них.

В Японию срочно отправился генерал-лейтенант Деревянко К. Н., о котором я не могу сказать ничего хорошего или плохого, так как совершенно не знал его, даже из какого ведомства он взялся. Но с делом он справился, возглавив советскую делегацию: вместе с Деревянко на борт линкора «Миссури» поднялись генерал-майор авиации Н. Воронов, контр-адмирал А. Стеценко, представитель СССР в Японии Я. Малик, консул нашего представительства М. Иванов и два журналиста. Первым акт о капитуляции подписал от имени императора Страны восходящего солнца и от имени своего правительства министр иностранных дел М. Сигимицу. По поручению союзных наций, участвовавших в войне с Японией, расписался командующий союзными войсками генерал Д. Эйзенхауэр, за ним сражавшийся непосредственно на Тихом океане адмирал Ч. Нимитц. Спокойно, с достоинством скрепил документ своей подписью генерал Деревянко. Затем все другие: представители Великобритании, Франции, Китая, Австралии, Канады, даже таких стран, как Нидерланды и Новая Зеландия. Вот, оказывается, сколько государств участвовало в войне с самураями. Где уж было японцам устоять перед таким скопищем!

В тот же день, сразу после подписания исторического акта, наш «второй Зорге» Михаил Иванович Иванов вернул американскому адмиралу Нимитцу шофера-негра, данного напрокат. Отправил с благодарностью назад, в состав Тихоокеанского флота Соединенных Штатов Америки — по принадлежности.

После каждого большого события принято подводить итоги. И чем событие сложнее, масштабнее, размашистей по времени и пространству, объемней по количеству участников, тем труднее его анализировать и в целом, и особенно в деталях, коих неимоверно много, и зачастую противоречивых. Субъективность подходов, разность восприятия, поиски оправданий или возвеличивание заслуг, политические интриги и спекуляции — все сказывается. Подведение итогов затягивается на долгие годы: некоторые проблемы, связанные с Великой Отечественной войной, со Второй мировой войной, не решены до сих пор. Мне вот тоже довелось поучаствовать в выяснении истины, но не в трибунных дискуссиях, не в печати, а, как говорится, стреляя с закрытых позиций: изучать по поручению Иосифа Виссарионовича интересовавшие его аспекты, докладывать свое мнение только ему или ограниченному кругу лиц.