Владимир Успенский - Тайный советник вождя

Сталин сдержался. Голос его звучал даже спокойней обычного:

— Продажу мы будем сводить до минимума.

— Шапку Мономаха-то, надеюсь, не продадите, не обменяете на два токарных станка?

— Нет, Николай Алексеевич, — еще более хладнокровно произнес Сталин, хотя и чувствовалось, что он кипит гневом. — Ми-и будем отрывать руки тем, кто использует ценности не для обогащения государства, а для собственных нужд.

— Слишком много рук, все не поотрываем, — горько усмехнулся я. — Да и богатства уже не у тех, кто реквизировал на местах, растеклось по родственникам, переправлены за границу. Лет через пятьдесят внуки и правнуки эмиссаров Троцкого будут покупать себе автомашины и дачи, котиковые манто и бриллиантовые ожерелья…

— Я разделяю ваше недовольство, — сказал Сталин. — Мы решительно закроем шлагбаум перед бесчестными приобретателями.

— Каким образом? Внуки, родственники найдут оправдание. Наследство от дедушки — и взятки гладки! К тому же это лишь один канал утечки богатств, есть и другие, совершенно официальные, утвержденные руководящими органами. Наши советские рубли плывут и плывут от центра на окраины.

— Что вы имеете в виду?

— А хотя бы заводы, переведенные из РСФСР и Украины в Туркмению, Таджикистан, Грузию и другие республики. Может, там заводы позарез нужны? Да там даже кадров для них нет, они наполовину простаивают, а в тех городах, откуда их вывезли, квалифицированные специалисты остались без работы, обивают пороги биржи труда. Это черт знает что!

— Это перераспределение материальных ресурсов, — сказал Сталин. — Необходимо создать равные материальные возможности.

— Не разрушайте то, что есть, что работает, приносит доход. Приспичило, так стройте на новом месте новые предприятия.

— Нет, вы, безусловно, пристрастны, Николай Алексеевич, и я ценю у вас именно это, — улыбнулся Сталин. — В своих симпатиях вы неизменны.

— Не пристрастия — истина! — горячо возразил я. — Вот моя записная книжка. Официальные данные. РСФСР считается наиболее развитой республикой, и поэтому в ее бюджет отчисляется только 64.3 процента поступлений промыслового налога. Остальные 35.7 процента переводятся в общегосударственный бюджет и используются на нужды других республик. А ведь у нас своих внутренних национальностей-то сколько? От долган на севере до осетин на юге! В бюджете же других республик налоговые отчисления остаются полностью. Но и это еще не все. Это еще цветочки! От сумм однократного обложения, которые производятся по особым случаям, в бюджете РСФСР остается лишь 54 процента. В бюджете Туркменистана, Закавказской федерации — 75 процентов. Кроме того, союзного бюджета на ирригацию, строительство железных дорог, на перевод кочевого населения к оседлости и т. д. и т. п.! Вот еще цифры, чтобы сразу отделаться от них: за два года расходы на развитие народного хозяйства увеличились в центральных районах РСФСР примерно на 50 процентов, а в Узбекистане в 2.5 раза, в Туркмении в три раза. И это все за счет центра! На кой черт нам такое равноправие и где же тут справедливость, Иосиф Виссарионович?! — закончил я свою несколько сумбурную и слишком горячую речь. А у него словно бы совсем спало напряжение.

— Это как смотреть, Николай Алексеевич. Не тот ли самый великодержавный шовинизм, с которым мы боремся, говорит сейчас в вас?! Ведь государство — это дерево, которое должно развиваться пропорционально, и ствол, и ветви.

— Если ветви слишком разрастаются, они перестают приносить плоды. Тяжелеют и обламываются.

— Мы будем следить, как садовник следит за своим садом.

— В конечном счете не страшно; пусть отломится один-другой сук… Непоправимо другое: вдруг омертвеет ствол, на котором все держится. Погибнут все ветви.

— Ми-и понимаем это, — сказал Сталин.

Нет, я не переоценивал значение наших, порой случайных, разговоров, бесед. Иосиф Виссарионович терпеливо (хотел сказать «охотно», но это не совсем верно) выслушивал мое мнение, но поступал так, как считал нужным. Заслугу свою я вижу лишь в том, что раз за разом привлекал его внимание к болевым точкам, пытался показать ему события в различных ракурсах. Однако не преуспел. Свидетельство тому — резкий упадок развития Российской Федерации по сравнению с другими республиками, что ощущалось уже перед войной и особенно заметно стало в послевоенные годы. Еле-еле справившись с разрухой, федерация наша, всем помогавшая и ни от кого не имевшая помощи, так и не смогла обеспечить своему населению того уровня жизни, который был достигнут в республиках Закавказья или Средней Азии. Когда в причерноморских городах царило полное изобилие, в Поволжье хлеб выдавался по карточкам. Где уж было подняться трем республикам: российской, украинской и белорусской, наиболее пострадавшим от войны и продолжавшим нести на себе основной груз государственных забот и расходов! О, господи! Взять хотя бы налоги на косточковые плодовые деревья. Это же смех сквозь самые горькие слезы! Копейки выжимало Министерство финансов. В Средней Азии, на Кавказе было изобилие фруктов. В Грузии сады вообще не облагались налогами, выращивай и продавай мандарины, груши, виноград, лимоны. А в центральных областях люди платили даже не за яблони, нет: за сливы, за вишни. Вот до чего озверел министр финансов Зверев! А кому охота платить сверх меры, где взять деньги? Ну и пошли под топор почти все сады в нечерноземной и черноземной зонах России. На огородах одна бузина уцелела. И безналоговая рябина.

Видели вы крестьянские дома на Кавказе, на черноморском побережье? Это же виллы, особняки, коттеджи! А в российских деревнях даже через двадцать лет после войны можно было встретить избы, крытые соломой, с земляным полом. В райцентрах и по сию пору стоят повсюду древние покосившиеся домишки, окруженные такими же покосившимися заборами. Чтобы убедиться в этом, садитесь-ка вы, начальнички, в свои комфортабельные лимузины и прокатитесь хотя бы по районным городам и поселкам столичной области, не говоря уж о других областях.

Мой старый знакомый, хороший экономист, подсчитал: если принять средний материальный уровень жизни в Российской федерации за единицу, то на юге Украины этот уровень равен двум единицам, в Узбекистане, Таджикистане, Туркмении, Киргизии — двум с половиной-трем единицам, а в приморских районах Грузии и Азербайджана этот уровень за счет южных фруктов, теплого моря и северных курортников достигает четырех единиц. Со всеми, как говорится, вытекающими последствиями.

Для сравнения приведу еще одну цифру: в 1925–1929 годах Туркмения удовлетворяла сама лишь одну десятую часть своих экономических потребностей. Девять десятых необходимого для этой республики завозилось из центральных областей. Так был заложен фундамент благосостояния.