Леонид Млечин - Случайная война: Вторая мировая

Впереди шел обергруппенфюрер СА Юлиус Штрайхер, гаулейтер Нюрнберга, за ним несли то самое знамя, под которым нацисты маршировали в тот день. Первые шеренги состояли из самых преданных сторонников фюрера, включая Гесса, Геринга, Розенберга, Гиммлера. За ними следовали старые члены партии, награжденные орденом Крови за участие в путче, за ними участники путча, не удостоенные наград, а дальше гаулейтеры, партийные чиновники, те, кто имел высокий ранг в СА, СС и корпусе национально-социалистических водителей. Шествие замыкали отряды гитлерюгенда.

Церемония начиналась в 12.10 и заканчивалась в 12.50. Маршировали под барабанный бой и "Песню Хорста Весселя", исполнявшуюся в темпе медленного марша. Охрану несли штурмовики, это было одно из немногих после расстрела Эрнста Рема мероприятий, где доминировали не эсэсовцы, а штурмовики.

Флаги приспускались. Звучали шестнадцать выстрелов — в честь шестнадцати погибших в столкновениях с полицией. Затем выкликались все шестнадцать имен, и каждый раз юноши и девушки из гитлерюгенда отвечали:

— Здесь!

Морис Баво поехал в Мюнхен. Выдавая себя за швейцарского журналиста, получил билет на очень удобное место, хотя приказ Мартина Бормана от 15 июля 1938 года запрещал выдачу приглашений недостаточно проверенным людям. Позднее выяснилось, что Баво был единственным иностранцем, который получил билет, и никто не попросил его показать документы. В ожидании приезда фюрера Баю тренировался в стрельбе по корабликам на озере и тщательно изучал программу торжественной церемонии.

Утром 9 ноября он пришел очень рано и занял место в первом ряду. Заряженный пистолет (один патрон загнал в ствол, еще шесть в магазине) лежал в кармане пальто. Но Гитлер находился слишком далеко для пистолетного выстрела. Когда он приблизился, фигуру фюрера закрыли салютовавшие ему штурмовики. Шансов попасть не было никаких. А вырваться вперед с пистолетом было невозможно — охрана выбила бы у Баво из рук оружие раньше, чем он успел бы прицелиться.

На следующий день расстроенный Баво поехал в Берхтесгаден. Он приехал на такси в Оберзальцберг и подошел к воротам. Охраннику объяснил, что у него важное послание для фюрера из Франции. Охранник справился по телефону у начальства и ответил, что фюрера нет. Это была правда. Морис Баво вернулся в Мюнхен, но Гитлер уже уехал. Баво опять приехал в Берхтесгаден. Бродил пешком вокруг поместья фюрера, но уже стемнело. Тут он сообразил, что наступил уже субботний вечер, все чиновники разошлись по домам и никто ему не поможет.

Арестовали его только потому, что у него кончились деньги — в кармане остались полторы марки, и он пытался уехать во Францию без билета. В Германии это страшное преступление. Под Аугсбургом проводник задержал безбилетного пассажира. Его обыскали и нашли оружие. Поскольку он был иностранцем, железнодорожная полиция передала его в гестапо. Он дал показания и признался в намерении застрелить Гитлера. Улик было больше чем достаточно.

Помимо пистолета у Мориса Баво нашли фальшивое рекомендательное письмо, карту Берхтесгадена и странный документ, который гестаповцы приложили к делу, под названием "Охранная грамота".

Есть историки, которые считают, что этот документ и составляет главную тайну жизни Баво. На обычном листе бумаги от руки было написано по-французски: "Предъявитель сего находится под моей непосредственной защитой, и он не совершил ничего, что не соответствовало бы моим приказам".

Следователи пытались выяснить, кто это написал. В обвинительном заключении прокурор отметил, что им это не удалось:

"Обвиняемый лишь указал, что автор послания — очень влиятельная в Германии персона, под чьим покровительством он находится. Сообщить более подробные данные он отказался и заявил, что государственная полиция должна сама выяснить, что означает сие послание".

Представ перед судом 18 декабря 1939 года, Морис Баво отказался от прежних показаний. Он признался, что сам написал "Охранную грамоту" и что заказчика покушения, на которого он ссылался, на самом деле не существует. Он самостоятельно принял решение убить Гитлера.

Судебное разбирательство заняло один день. Швейцарца приговорили к смертной казни. В конце января 1940 года в письме родным Морис Баво — он каждый день ожидал исполнения приговора — раскрыл секрет: на идею покончить с фюрером его натолкнул друг, с которым они учились в школе миссионеров.

Баво три года провел в этой школе в Бретани. Там он познакомился с молодым французом по имени Марсель и проникся к нему дружескими чувствами. В спальне их койки стояли рядом. Позже удалось выяснить, что этот странный француз называл себя наследником русского престола. Марсель объяснял юному швейцарцу, что готовится занять царский трон. Конечно, для этого ему нужны верные помощники. И вроде бы Морис Баво поклялся сделать все, чтобы помочь другу стать русским императором. Марсель сказал ему, что Гитлер — один из тех, кто препятствует его восхождению на трон, и Баво взялся устранить немецкого диктатора… Известный немецкий писатель-антифашист Рольф Хоххут не верит в эту романтическую историю. Для него швейцарский юноша — настоящий герой. Побывав у его родителей в Невшателе, Хоххут писал:

"Он родился в идиллической обстановке, в семье почтальона, где росло пятеро детей. Высокий, красивый мальчик пользовался всеобщей любовью. У него рано проявился талант художника. А он в двадцать два года отправился убивать человека, который через год начал войну, поглотившую пятьдесят шесть миллионов жизней. Для меня он герой, который абсолютно точно знал, что отправляется на погибель.

Морис Баво оказался большим реалистом, чем столяр Эльзер и граф Штауффенберг, взорвавшие бомбы. Пистолеты при покушениях полезнее взрывчатки. Но не нашлось ни одного немца с пистолетом, был только этот швейцарец!"

Попытки швейцарских властей спасти молодому человеку жизнь не увенчались успехом, 14 мая 1941 года ему отрубили голову. В оккупированной Франции гестапо искало его таинственного друга. 1 января 1942 года Марселя схватили. На допросе он признался, что склонял Баво к покушению на Гитлера.

В обвинительном приговоре говорится:

"Судя по всему, Баво верил рассказам обвиняемого, испытывал к нему глубокую симпатию. Находился под его сильным влиянием и видел в нем будущего властителя России".

Возможно, Морис Баво действительно принимал за чистую монету рассказы своего друга. Он носил при себе фотографию Марселя, на обороте которой посвящение на латыни: "Я верю в твою звезду. Мы одно тело, одно сердце, одна душа — всегда и навеки". Баво твердо верил, что "Охранная грамота" спасет его от всех неприятностей.