Леонид Млечин - Случайная война: Вторая мировая

— Второго сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года в дверях нашего дома появился эсэсовец. Посмотрел на меня: "Михель?" Я кивнул. Он сказал: "Завтра в шесть утра на вокзале". Я пытался задать какой-то вопрос, но он прервал меня: "Заткнись". В тот вечер я в последний раз видел своих родителей. На следующее утро меня увезли в мой первый лагерь — Фюрстенвальде, собирать урожай картофеля. Потом перевели в лагерь в Падерборне. Там я собирал мусор и подметал улицы. Через девять месяцев отправили в Аушвиц в вагоне для скота. Ехали четыре дня и пять ночей. Я не слышал раньше об Аушвице. Там в воздухе был такой странный запах… Меня отправили работать на завод синтетического каучука. Но меня ударил эсэсовец по голове, в рану попала инфекция, она нагноилась. Меня заставили пойти в лагерную больницу, куда никак нельзя было попадать. Но мне повезло. Вдруг появился конторский служащий, которому нужен был писарь с хорошим почерком. Я подошел. Я выписывал извещения о смерти. Настоящую причину — газовая камера — указывать запрещалось. Писал — "сердечная недостаточность"…

После войны Михель стал журналистом и писал о процессе в Нюрнберге для информационного агентства и подписывался так — "Эрнест Михель, специальный корреспондент, узник Аушвица № 104995". Некоторые редакторы так и печатали его материалы, другие вычеркивали упоминание о лагере.

В Нюрнберге все главные убийцы — Геринг, Гесс, Кейтель, Кальтенбруннер, Штрайхер — сидели совсем рядом. Были минуты, когда ему хотелось прыгнуть и схватить кого-нибудь из них за горло. Он хотел задать им вопрос: "Почему вы так со мной поступили? Что вам сделали мой отец, или моя мать, или мой погибший друг Вальтер?"

Однажды во время перерыва к нему подошли адвокаты Геринга и сказали, что он хотел бы поговорить с узником Аушвица, который теперь пишет о процессе в газетах. Эрнест Михель согласился. Они подошли к камере. Дверь открылась. Герман Геринг улыбнулся, подошел к нему и хотел пожать ему руку. И в этот момент Эрнест Михель замер. Он посмотрел на руку Геринга, на его лицо, опять на его руку — повернулся и ушел. Он просто не мог с ним говорить…

За годы войны в Аушвиц отправили больше миллиона евреев. Девятьсот тысяч убили сразу. Двести тысяч оставили для работы. Трудились также сто сорок тысяч поляков, двадцать тысяч цыган, десять тысяч советских военнопленных и столько же военнопленных из других стран.

Примеру Аушвица последовало руководство лагеря в Ораниенбурге, передав в сентябре 1942 года заводу "Хейнкель" первых восемьсот рабочих. Равенсбрюк снабжал женщинами-узницами концерн "Сименс", который производил для вермахта двигатели и радиолокаторы. Концлагерь Заксенхаузен отправлял узников на выполнявшие военные заказы заводы "Даймлер-Бенц" и на добычу камня для строительной компании СС.

Инспектор концлагерей Теодор Айке сформировал дивизию СС "Мертвая голова" и отправился с ней на фронт. Его заменил группенфюрер СС Рихард Глюке. Он создал промышленный холдинг "Дойче виртсшафтсбетрибе", который управлял всей финансово-коммерческой деятельностью предприятий СС. Представители административно-хозяйственного управления аппарата СС заседали в наблюдательных советах и правлениях всех фирм, созданных с их участием.

Гиммлер освободил от должности начальника управления поселений группенфюрера СС Курта фон Готтберга, а нескольких его подчиненных отправил в лагерь на перевоспитание за превышение полномочий: они активно ариезировали имущество в свою пользу и в пользу друзей и сослуживцев.

Карьере Готтберга краткая опала не повредила. После начала войны с Россией он был отправлен начальником СС и полиции в Минск, где отвечал за уничтожение евреев и партизан. Занимался уничтожением Хатыни. В 1944 году стал обергруппенфюрером СС и получил Рыцарский крест. В мае 1945 года покончил с собой, не дожидаясь суда…

Гиммлер изображал себя пуританином, подчеркивал, что ведет скромный образ жизни, не выписывал себе командировочных, когда ездил по стране. Но в его распоряжении были огромные и неконтролируемые тайные фонды СС, организации, которая становилась все более коррумпированной. Легенды о неподкупности сотрудников спецслужб всегда были всего лишь лицемерием. Офицеры СС и СД погрязли в коррупции. Они торговали рабочей силой — раздавали заключенных из концлагерей предпринимателям за деньги, спекулировали сигаретами, бензином, оружием.

Впрочем, все мало-помалу наживались на убийствах.

После уничтожения варшавского гетто вещи убитых тщательно собрали. Часы и бритвы использовали в качестве подарков военным. Генерал-губернатор Франк пред-дожил передать по пятьсот часов каждой дивизии войск СС. А еще три тысячи подарить немецким подводникам. Гиммлер согласился — он хотел сделать приятное гросс-адмиралу Дёницу.

Один из немецких подводников рассказывал после войны, как их лодка вернулась из похода. Их ждала большая коробка с наручными часами. Каждый выбрал пару по вкусу. Они увидели, что это ношеные часы, но это не смутило, потому что они были в хорошем состоянии. Тут они заметили, что некоторые часы были предназначены для слепых, и тут они все поняли:

— Это было страшно. Никто из нас не мог сказать, что мы ничего не знали. Мы поняли, чьи это часы.

Концлагерь Дахау снабжал рабочей силой заводы "Байерише моторверке" (БМВ). Одиннадцатилетняя девочка по имени Агнеш в октябре 1944 года училась в еврейской школе при синагоге Будапешта.

— Однажды, когда мы вышли после занятий, перед школой стояли грузовики. Они принадлежали партии венгерских нацистов. Нас загнали в грузовики — детей в один, матерей и учителей в другой. Одна женщина — высокая, красивая, которую я не знала, взяла меня за руку и зашептала, чтобы я говорила, будто я ее дочь. Меня посадили в грузовик для взрослых. Что стало с детьми из другого грузовика, не знаю. Нас отправили в Дахау. Путешествие продолжалось неделями, иногда нас везли в вагонах для скота, но в основном шли пешком. Когда мы пошли к Дахау, я увидела человека, который выглядел таким истощенным, что на него было страшно смотреть. Повсюду лаяли собаки, надзиратели кричали:

— Вперед, вперед, вперед!

Нас повели на дезинфекцию, постригли наголо. Надзиратели били нас. Они вели себя как животные. Мне было страшно, и я расплакалась. Ко мне подошел истощенный мальчик с большими глазами и сказал:

— Ты не должна плакать. Они тебя убьют.

Я затихла. Ни один из немцев ни разу не проявил к нам симпатии. Наоборот. Меня отправили работать не на завод, а на свиноферму. Однажды, когда кормили кур, я схватила пригоршню зернышек и отправила ее в рот. Думала, что сделала это незаметно. Но жена крестьянина увидела и пожаловалась солдатам. Один из них силой раскрыл мне рот и стал выковыривать зерно…