Владимир Шигин - Дело «Памяти Азова»

Визитом Троцкого «приведение в чувство» командного состава Балтийского флота не закончилось. Вслед за ним прикатила и супруга «вероломно плененного англичанами» Раскольникова Лариса Рейснер, чтобы припугнуть бывшее флотское офицерство.

Историк капитан 1–го ранга М. А. Елизаров пишет: «Последствия военной неудачи конца декабря 1918 года изживались в ходе всей складывающейся внутриполитической обстановки на Балтийском флоте. В начале января на Балтийский флот прибыла Особая комиссия Реввоенсовета для выяснения причин неудачи операции. Она разработала комплекс мер по повышению боеспособности флота. Эти меры оценивались. как решающий шаг, определивший перелом на флоте в сторону повышения его боеспособности. Главными положительными решениями комиссии считались решения в области укрепления воинской дисциплины, упразднения судовых комитетов, учреждения политотдела вместо Совкомбалта и др. Вместе с тем комиссия стремилась использовать неудачу военной операции как повод для „завинчивания гаек“ на флоте. Эти решения затрагивали и демократические чувства матросов. Кроме того, комиссия, в которой важную роль играла Л. М. Рейснер, являвшаяся комиссаром Морского генерального штаба, стремилась выгородить Ф. Раскольникова, в то время как в матросских массах, и ранее не любивших его, было распространено мнение о его безусловной виновности».

Из воспоминаний Г. Четверухина: «В начале февраля 1919 года начальник штаба А. Домбровский пригласил главных специалистов к себе в кабинет и объявил, что комиссар Морского генерального штаба, прибывший из Москвы, хочет с нами побеседовать. Я знал, что комиссаром Генмора в то время являлась Лариса Михайловна Рейснер, дочь профессора, талантливый литератор, член РКП (б), обаятельная женщина, но, по имеющимся слухам, активный, напористый и до грубости прямолинейный человек.

Открылась дверь, и в сопровождении комиссара штаба Г. Галкина, постукивая каблучками своих туфель по паркету, в кабинет вошла внешне очень привлекательная молодая женщина. К моему, да, и, наверное, к общему удивлению, вместо обычной кожаной куртки, которую любили носить комиссары того времени, на ней была надета безрукавка из золотой парчи, отороченная собольим мехом, темное платье, на ногах красные с золотым тиснением сафьяновые, восточного типа туфли с загнутыми кверху носками, а на голове — парчовая плоская шапочка типа тюбетейки.

— Товарищи командиры! — Как положено при входе в помещение высокопоставленного или старшего по званию лица, обратил наше внимание Алексей Владимирович. Мы все встали.

— Здравствуйте, товарищи военморы. Садитесь! — приветствовала она нас, с любопытством и некоторой долей женского кокетства окинув взглядом, и, осознав, что ее появление произвело на присутствующих впечатление, она слегка улыбнулась. Когда все сели, Рейснер сказала, что проведет с нами краткую беседу о текущем моменте. Говорила она о том, с каким трудом корабли были выведены из ледового плена Гельсингфорса и спасены от захвата их врагами, а запертые на кабальных условиях Брестского договора в Кронштадте и Петрограде, теперь оказались брошенными на произвол судьбы и постепенно разрушаются (а то об этом слушавшие ее не знали сами! — В.Ш. ). Говорила и о том, что лучшая часть революционных матросов в различных экспедиционных отрядах ушла на фронты гражданской войны или была откомандирована для участия в строительстве новой жизни на местах. Говорила об упадке дисциплины, „иванморах“, о роспуске судовых комитетов, о том, что нам, командирам, опять будет возвращена власть под контролем прикомандированных к нам комиссаров, но никому не будет прощения за преступления против революции. „Мы расстреливали и будем расстреливать предателей, контрреволюционеров!“ — когда она произносила эту фразу, в ее мелодичном голосе звучал металл. Говорила она красиво, убежденно, и просто не верилось, что с нами говорит комиссар, так как мы привыкли к речам своих комитетчиков, которые часто подменяли литературную фразу забористыми выражениями, привычными для них и, как им, очевидно, казалось, убедительными для слушателей.

Но когда она, критикуя действия комсостава, его инертность и нерешительность, бросила фразу: „…а вы словно испугались чего–то и в штаны себе наложили“, нам было как–то странно слышать это из уст изящной интеллигентной женщины. Она не сказала тогда, что, возвращая власть командному составу, с него возьмут подписку, что в случае измены к ответственности будет привлечена и семья.

Действительно, в подтверждение высказываний Троцкого в январе 1919 года и разъяснений Рейснер Реввоенсоветом Республики был дан приказ Реввоенсовбалту в недельный срок назначить на все суда комиссаров и упразднить все судовые комитеты, а в начале февраля — приказ о создании Политического отдела Реввоенсовета Балтийского флота во главе с В. Орловым.

Двадцатого апреля в Москве скоропостижно — от сердечного приступа — скончался член Реввоенсовета Республики наморси В. Альтфатер. По слухам, он тяжело переживал неудачу разработанной им набеговой операции эсминцев в декабре 1918 года».

Очередь Зарубаева настала в 1921 году. Бывший контр–адмирал был арестован чекистами. Помимо традиционного обвинения в сочувствии к контрреволюционерам и в участии в контрреволюционном заговоре ему вменялось в вину и сдача врагу двух эсминцев. Зарубаев был расстрелян.

Есть в загадочной истории «Спартака» и «Автроила» еще один поворот, причем поворот достаточно неожиданный. ИсторикВалерий Шамбаров пишет: «…На некоторых кораблях команды сговаривались при удобном случае перейти к Юденичу и Родзянко. Но когда два советских эсминца подняли якоря и после недолгого плавания прибыли в Таллин, англичане. отдали корабли Эстонии. А из команд кого расстреляли, кого загнали в концлагерь. И уж ясное дело, другие моряки повторять их опыт не стали. Нет, британцы в переманивании оказались совершенно не заинтересованы. Вместо этого они попытались сделать то, что не удалось год назад, с помощью Троцкого — уничтожить Балтийский флот, чтобы его не было ни у какой России, ни у красной, ни у белой».

По версии В. Шамбарова получается, что сдача кораблей англичанам была продумана Троцким ЗАРАНЕЕ и Раскольников только блестяще выполнил поставленную ему задачу. Сделав свое дело, он отправился в Лондон, где отдохнул, а потом вернулся, чтобы творить революцию дальше. Англичане же, приняв эстафету у Раскольникова, передали матросов–балтийцев эстонцам, те, как и было заранее оговорено, устроили показательную казнь матросов в назидание тем, кто еще только помышлял перейти от красных к белым.