Валерий Черепица - История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография

Протоколы допросов Розенбаума также отразили его непоследовательность в даче показаний, а следовательно, желание любым путем уйти от грозившей ему высшей меры наказания. Между тем 16 ноября 1940 года сотрудники следственной части УНКВД по Барановичской области, рассмотрев все материалы по обвинению Эдуарда Эдуардовича Розенбаума по ст.68, п. «а», УК БССР, нашли, что «в своей принадлежности к агентам немецкой разведки Розенбаум сознался, но дает по этому вопросу разноречивые показания, что вызывает необходимость более углубленного продолжения следствия. На основании распоряжения наркома внутренних дел БССР Л.Цанавы следствие постановило материалы по делу Розенбаума направить в распоряжение 2-го отдела УГБ НКВД БССР, а самого обвиняемого немедленно этапировать в тюрьму № 1 г. Минска. для дальнейшего содержания под стражей. Такая спешка органов госбезопасности обусловливалась прежде всего тем, что по делу необходимо было провести еще ряд следственно-оперативных мероприятий с целью выявления агентуры немецкой разведки, участников СПП, оружия, ему принадлежащего, установления места нахождения лиц, проходящих по показаниям как агенты царской охранки, но срок ведения следствия и содержания под стражей (6 сентября 1941 года) уже истекал, поэтому в соответствии с законом было возбуждено ходатайство перед прокурором пограничных и внутренних войск НКВД о продлении срока ведения следствия и содержания под стражей Розенбаума еще на один месяц, т. е. до 6 февраля 1941 года. Еще через месяц, 5 марта, ему было предоставлено под расписку постановление о привлечении его к ответственности в качестве обвиняемого по 64, 68, 74, 76 и 137 статьям УК БССР. 7 марта ранее предъявленная ст.137 была исключена из дела как не соответствующая составу преступления и заменена на ст.69 УК БССР. На заданный Розенбауму вопрос: «Признаете себя виновным в предъявленном вам обвинении?», он ответил: «В предъявленном обвинении виновным признаю себя полностью. Я являлся агентом бывшей царской охранки и польской политполиции, по заданию которых проводил шпионско-провокаторскую деятельность. Также до последнего времени был агентом немецкой разведки, по заданию которой на территории бывшей Польши проводил шпионскую деятельность. С установлением Советской власти на территории Западной Белоруссии и Украины передал немецкой разведке ряд шпионских сведений. Был участником контрреволюционной повстанческой организации «Союз польских патриотов», входил в штаб этой организации. Будучи связанным с органами НКВД, в контрреволюционных целях последние провоцировал, сообщал им провокационно-клеветнические материалы на ряд людей, которые мне не были известны как участники контрреволюционной организации СИП».

1 апреля 1941 года в связи с тем, что Розенбаум продолжал писать собственноручные показания, по которым его необходимо было еще допрашивать, следственные органы возбудили ходатайство о продлении срока ведения следствия и содержания обвиняемого под стражей еще на один месяц, т. е. до 6 мая названного года. Наконец, к 1 5 мая предварительное следствие по делу было признано законченным, и Розенбаум, ознакомившись с двумя томами следственных материалов на 61 9 страницах, вынужден был подписать протокол об окончании следствия: «Дополнить материалы следствия более ничем не могу». В ходе ознакомления с материалами он был приятно поражен тем, с какой скрупулезностью проверялись следствием те или иные его показания. В частности, он с большим интересом ознакомился с выписками из кратких биографий, сделанными сотрудниками Государственного архива революции РСФСР, на ряд офицеров корпуса жандармов (Николая Николаевича Кулябко, рожд.23 мая 1873 года; Федора Николаевича Оже-де-Ранкура, рожд. 7 сентября 1869 года; Александра Владимировича Розмарицу, рожд. 23 июня 1896 года и др.), упомянутых в его следственном деле. 25 мая 1941 года нарком госбезопасности БССР Л.Цанава утвердил обвинительное заключение по следственному делу Розенбаума под № 78080, затем к нему были приложены все накопившиеся материалы по делу, личные документы обвиняемого, после чего вся документация была направлена на рассмотрение Военного трибунала пограничных и внутренних войск НКВД Белорусского округа. К этому времени здоровье Эдуарда Розенбаума оказалось крайне ослабленным. Тюремный медосмотр заключенного в конце мая выявил у него туберкулез легких и склероз сердца. Тем не менее врачом минской тюрьмы № 1 было решено, что он «годен к легкому труду». Вряд ли, конечно, обвиняемый привлекался к каким-либо работам, ибо о третьем продлении следствия не могло уже быть и речи, но такое решение принималось.

9 июня 1941 года Военный Трибунал войск НКВД БССР в своем закрытом судебном заседании в г. Минске (в составе председательствующего бригвоенюриста Жагрова, а также членов — военюриста 3-го ранга Голубева и сержанта госбезопасности Кабалоева, при секретаре Сафьян) рассмотрел дело по обвинению Эдуарда Эдуардовича Розенбаума по статьям 64, 68, 69, 74 и 76 УК БССР. В 1 0 часов 45 минут председательствующий открыл судебное заседание и огласил подлежащее слушанию дело. Затем в судебное заседание был доставлен подсудимый. Свидетели по делу не вызывались. После того как Жагров удостоверился в личности подсудимого, он объяснил последнему его права на суде, спросил, имеет ли он какие-либо ходатайства, и огласил состав суда. Ответ подсудимого был следующим: «Никаких ходатайств не имею и отвода составу суда не заявляю. Буду просить лишь о снисхождении ко мне». Затем председательствующий зачитал обвинительное заключение и спросил у подсудимого, понятно ли ему, в чем его обвиняют и признает ли он себя виновным, желает ли дать суду показания? Заявив, что ему понятно, в чем его обвиняют, а также признав свою вину, подсудимый Розенбаум по существу дела не показал ничего нового, лишь повторил известные суду истины в собственной интерпретации. Особый упор он делал на то, что из более чем 40 тысяч человек, выданных им в разное время репрессивным органам за их участие в революционном движении, арестованы были далеко не все, «многие из арестованных были впоследствии оправданы». Однако самым опасным для себя Розенбаум считал все-таки факты своего сотрудничества с немецкой разведкой и внедрение по ее заданию в органы НКВД. Здесь его стремление хоть как-то обелить себя сводилось к следующему: «Проживая в Лиде, я встречался с Бауэром, но не как с разведчиком, а по старому знакомству с ним… Органам НКВД я самостоятельно, сам предложил свои услуги, и это не было заданием немецкой разведки. Это я говорю суду честно. Я пришел в НКВД и предложил свои услуги с той лишь целью, чтобы войти в доверие и сохранить себя… Сведения им я давал в основном правильные; неправильных сведений я дал приблизительно человек на 20. И давал их только для того, чтобы побыстрее войти в доверие и сохранить себя, наивно думая, что органы не разберутся в правильности моих моих материалов… и ошибся». На вопрос члена суда Кабалоева о социальном происхождении Розенбаума, тот ответил: «Я происхожу из потомственных дворян Лифляндской губернии, отец мой был таможенным чиновником».