Даниэл Кристофер - Англия. История страны

Сын Георга II принц Уэльский Фредерик умер в 1751 году, поэтому английский престол перешел к двадцатидвухлетнему внуку покойного короля, принявшему тронное имя Георга III. Новый король выгодно отличался от своего деда и прадеда: по крайней мере, он родился и вырос на английской земле, потому и говорил без малейшего акцента. Современники описывают его как «высокого, величавого мужчину», к тому же чрезвычайно религиозного. Взойдя на престол, он тут же начал выпускать прокламации. В них король Георг III призывал народ к набожности и христианским добродетелям, которые, по его мнению, сильно пострадали за предыдущие годы. В молодости король пережил несколько скоротечных любовных романов, за что и был строго порицаем своим наставником графом Бьютом. Затем Георг женился на Шарлотте Мекленбург-Штрелицкой и, верный своим принципам, всю жизнь хранил верность этой исключительно некрасивой и скучной даме. Он трогательно заботился о своей жене и произвел с ней на свет пятнадцать законных отпрысков.

Мнения историков относительно политики Георга III разнятся. Большинство считает, что он стремился возродить деспотизм, присущий династии Стюартов. В отличие от своих предшественников, этот властолюбивый король не желал мириться со скромной ролью монарха, лишенного реальной власти. Георг III окружил себя преданными людьми, которых современники называли «друзьями короля», и щедро расточал им доходные посты, титулы и пенсии.

По его назначению в 1760-е годы во главе правительства последовательно сменились следующие деятели: граф Бьют (1762–1763), Джордж Гренвилл (1763–1765), маркиз Рокингем (1765-1766) и наконец Уильям Питт Старший (1766–1767), впоследствии получивший титул графа Чэтэма. О последнем многочисленные критики говорили, что он стремился забрать всю власть в свои руки и управлять государством через марионеточных премьер-министров. Громкое дело Джона Уилкса и гнет английской короны в американских колониях создали Георгу III репутацию жестокого тирана.

Однако подобное мнение вступает в противоречие с характером самого короля и его представлениями о роли монарха в конституционной монархии. Георг полностью разделял мнение своей матери о том, что его дед, Георг II, был всего лишь игрушкой в руках парламента, и он сам никак не желал повторять судьбу деда. Король Георг намеревался исправить сложившееся равновесие между королевской и парламентской властью. Фокус состоял именно в соблюдении равновесия, а следовательно, требовалось тщательно выверить права парламента и права монарха — так, чтобы ни в коем случае не пострадала власть и мощь Английской империи. Вот какую фундаментальную концепцию лелеял в своей душе Георг III, но, к несчастью, его теория имела некоторые слабые стороны. Прежде всего, это уязвимость королевской позиции в подобной системе. Действительно, сильный и опытный министр мог бы снять часть государственного бремени с плеч короля. Но беда в том, что Георг не доверял чересчур умным и самостоятельным политикам, он предпочитал выбирать тех, кто хранил ему безусловную верность. Лучшим примером такой пагубной стратегии может послужить отношения Георга III с его премьер-министром, лордом Нортом (1770–1782 гг.). Все знали, что Норт беспрекословно выполняет приказания короля, посему скандал, возникший в связи с потерей тринадцати американских колоний, лег пятном в равной степени на обоих.

Война против Франции и Испании развивалась вполне успешно для Британии. Англичане сумели отнять у противников несколько Вест-Индских островов, также как и испанскую морскую базу на острове Куба. В результате французы и испанцы вынуждены были покориться, и в 1763 году Георг III подписал мирный договор, знаменовавший окончание Семилетней войны. Большинство его соотечественников-политиков были шокированы: они настаивали на продолжении войны, так удачно складывавшейся для Англии. Негодование только возросло, когда стало известно, что по условиям мира богатейший остров Гваделупа вновь отошел к Франции вместе с правами рыбачить в районе Ньюфаундленда. Питт пребывал в ярости. Несмотря на недомогание, он выступил в палате общин — говорил три с половиной часа и в своей речи страстно утверждал, что Франция «напугана нашим морским и торговым могуществом… а мы своими руками подарили ей возможность восстановиться после потерь и вновь стать грозой морей».

Не он один порицал заключенный мирный договор. На страницах вновь организованной газеты «Северная Британия» появились статьи журналиста и члена парламента Джона Уилкса (1727–1797). Он яростно критиковал политику королевского двора и господствующей верхушки. В 45-м номере от 23 апреля 1763 года Уилкс, похоже, зашел слишком далеко — объектом его нападок стал сам король Георг III. Уилкса арестовали, но вскоре освободили как члена парламента. Более того, согласно судебному решению он даже получил компенсацию за нанесенный ущерб. Тем не менее ситуация складывалась таким образом, что бунтарю пришлось бежать во Францию. Его имя — «Уилкс и свобода» — стало лозунгом, который объединял всех людей, стремящихся к расширению демократии и ограничению власти монарха. Этот призыв докатился даже до американских колоний, где не было недостатка в недовольных обычаями метрополии. После ряда инцидентов — таких как исключение Уилкса из палаты общин и вооруженных выступлений на континенте — опальный журналист вернулся на родину и вновь баллотировался на выборах в парламент. К крайнему неудовольствию короля Уилкс прошел в палату общин, затем был снова изгнан. На этом история с его участием в парламенте не закончилась. На каком-то этапе избиратели предпочли Джону Уилксу его оппонента, но Уилкс оспорил это решение и в конце концов добился права занимать место в палате общин. Позже он был избран лордом-мэром Лондона и в этом качестве разрешил воспроизводить в прессе парламентские дебаты. Это был исключительно важный прецедент, которому следуют и поныне. История борьбы отважного парламентария лишний раз продемонстрировала бедственное положение простых граждан перед лицом деспотической королевской власти. Даже Питт заявил, что если правительству удастся сломить Уилкса, это поставит под угрозу права и свободу всех англичан.

В первой половине XVIII века наблюдался явный спад религиозного чувства. По мере роста благосостояния люди все с большим непониманием и отвращением относились к религиозным войнам минувшего столетия. Теперь они предпочитали — как в вопросах политики, так и религии — слушаться голоса разума, а не сердца. Религиозный фанатизм уходил в прошлое, уступая дорогу терпимости и хорошим манерам. Жизнь общества следовала давно уже установленным правилам. Англиканские священники — в основном выходцы из джентри — придерживались консервативных взглядов и отнюдь не рвались к революции в системе взглядов.